Синдром счастливой куклы

Словно в замедленной съемке Юра отталкивает от себя лопоухого, и ребята принимаются гасить его и пинать под ребра. А напарник поверженного воина замахивается на Филина, и в его руке мелькает клинок…

У меня обрывается сердце. Молниеносно выхватываю из кармана баллончик, направляю струю на уродца и жму до тех пор, пока тот не падает на колени.

Филин смачно харкает под ноги, собираясь отвесить новый удар, но Никодим оттаскивает его за ветровку и орет:

— Все, мужики, валим!

На ходу прихватив скейты и «бочонок», мы, словно табун лошадей, галопом скачем к дому, и под подошвами пружинит прошлогодняя трава.

Ками запирает ворота на огромный засов и прислоняется к ним спиной, и только тут, в тишине и безопасности, на нас обрушивается осознание: едва ли вечер закончился бы томно, если бы не Филин. Он спас наши тощие (и не очень) задницы от ножевых ранений и множества других приключений…

Ошалело пялюсь на Филина — в сумерках он похож на бога.

Он надежен, как стена. Спокоен, но решителен.

И классно сложен…

От облегчения и шока подкашиваются колени, а по щекам катятся слезы. Я счастлива, что надоумила Юру связаться с ним.

— Я впечатлена… — всхлипываю и утираю дрожащими пальцами нос. — Спасибо, Ярик!

— Я тоже впечатлен. — Его рот дергается, но за тиком расцветает улыбка. — И тебе спасибо, Элина!

— Нет, чувак, серьезно! — Юра обнимает меня за плечи, и я без сил приваливаюсь к его груди. — Ты чертов Шао Кан. Спасибо, это было мощно!

Филину поочередно пожимают руку и выражают признательность, но Никодим, скептически осмотрев высокий забор, взлохмачивает розовые волосы и снова присаживается на измену:

— Так, так… Они вернутся. Надо уезжать. Говорю вам, придурки: они вернутся, и мы тут огребем…

Мангал окончательно погас, солнце скрылось за горизонтом, в небе появились тяжелые тучи. Уныние и тревога подкосили наши ряды.

Юра проверяет замки на дверях и калитке, вешает на плечо рюкзак и угрюмо подводит итог:

— Ладно. Хреново, конечно, что нарвались. Но погода все равно портится, так что пох… — Он подмигивает мне и бесцеремонно сгребает в охапку. — Пошли к машине, камрады.

Только в «Ласточке», застигнутой на проселочной дороге дождем, нас накрывает эйфория.

— Я ему челюсть сломал, *ля буду! — хвалится Ками со штурманского сиденья и оживленно жестикулирует, Дейзи орет матерную песню, героически преодолевая грязевое месиво и лужи, Никодим задумчиво рассматривает поврежденный кулак.

В свете фар мелькают брызги и ошметки, в салоне жарко натоплено, накурено и стоит полумрак.

Под ухом громко бьется сердце Юры, и глаза слипаются.

Тонкая алая полоса отделяет черное небо от черного поля, на запотевшем стекле блестят капли. А я, затаив дыхание, любуюсь правильным профилем Филина на фоне окна, погружаюсь в запретную сказку и вязну в ней.

Хорошо, что он есть. Он теперь дорог мне…

В полусне протягиваю руку и дотрагиваюсь до светлых волнистых волос, темного жесткого «ежика» на затылке и теплой щеки. Он не двигается, хотя губа дрожит.

Юра, увлеченный болтовней с Ками, весело ржет, и я, в ужасе от содеянного, резко отдергиваю пальцы.

11

Тесная захламленная квартира кажется оплотом надежности и спокойствия, и волнения сегодняшнего вечера быстро отлетают прочь.

На кухне горит уютный свет, Юра и Филин лопают привезенные с дачи сосиски, глушат чай и, перебивая друг друга, с азартом обсуждают дальнейшие планы.

И тот и другой фонтанируют идеями, и даже я начинаю верить, что на сей раз у «Саморезов» все получится — будут сотни тысяч подписчиков, серьезные площадки в других городах, контракты с лейблами и много-много бабла.

Юра курит одну за одной, беспрестанно заправляет за уши роскошное каре и глядит на Филина восторженными глазами. Потрясающий дар убеждения, складная речь и нечеловеческое обаяние — Юра мог бы стать главой секты, под его влиянием ребята готовы репетировать сутки напролет, вот и Филин, кажется, попал под гипноз.

Снимаю с головы мокрое полотенце, тщательно просушиваю голубые патлы феном и страстно желаю провалиться сквозь пол и первый этаж прямо под землю.

Я не знаю, что нашло на меня во время поездки, не знаю, как теперь поведет себя наш герой, но от тепла его волос и кожи до сих пор покалывает ладонь.

От него исходит четкий и мощный ответный сигнал — я улавливаю его и реагирую всей душой. Осознанно ли он делает это?

Вряд ли…

Но воспоминания о том, как спокойно и без колебаний он меня спас, согревают кровь и разгоняют пульс.

Тяжко вздыхаю и с тоской смотрю на увлеченное лицо Ярика. У него другие цели, и отмороженная идиотка вроде меня едва ли когда-нибудь войдет в круг его приоритетов.

…А я бы с удовольствием осталась с ним наедине, рассекретила личность, расспросила о попытке сделать роковой шаг. Узнала бы о причинах.

У меня тот же мешок за плечами — невыносимо тяжелый и надоевший. И как же, черт возьми, хочется хоть на час избавиться от него…

Нахожу в шкафу старую простыню, подушку и одеяло и скрепя сердце волоку на кухню.