Синдром счастливой куклы

В салоне воняет выхлопами и гуляет теплый ветер. Дейзи до предела давит на педаль газа, Ками матерится и указывает путь, Никодим, размазанный по правой задней дверце, молча глушит пиво, а рядом с ним, вжавшись в спинку, сидит притихший Филин.

Раньше это место принадлежало Федору, и я, несмотря на нытье и вопли Никодима, в поездках могла запросто водрузить затекшие ноги на его вечно грязные джинсы, но сейчас не смею пошевелиться и не могу придумать для разговора подходящих тем.

— И давно вы женаты, чуваки? — Филин первым прерывает неловкую паузу. — Сколько вам лет?

Юра набирает в грудь побольше воздуха, предвкушая новый фурор, но я опережаю его:

— Расписались в прошлом мае. Мне — двадцать один, ему тоже скоро будет. Скажешь, что это рано? Но я знала людей, которые поженились в семнадцать…

— Они до сих пор вместе? — искренне удивляется Филин.

— Нет… — Я затыкаюсь, и в разговор вступает Юра:

— А мы точно будем вместе до старости. Понял это, когда увидел Эльку впервые. Ох, чувак, она охрененная — врубается во все и не выносит мозги. Правда, может башку к хренам откусить, если ее разозлить… Она никогда меня не предаст, знаю. Как там в поговорках… Мы вместе сожрали тонну соли. Она — моя шея. А я — ее голова! — Юра переплетает наши пальцы, и желание оправдаться перед Филином распухает в груди до неприличных размеров.

Но я лишь поудобнее устраиваю голову на плече Юры и закрываю глаза.

***

«Ласточку», за неимением дороги, пришлось бросить со стороны сада, к калитке, волоча на себе содержимое багажника и рюкзаки, мы продираемся через голые кусты и жирную, переливающуюся на солнце грязь.

Но спину приятно припекает, и вечер точно не будет скучным — это понимает даже перманентно недовольный всем Никодим и не нудит.

В компании появился странный, донельзя деликатный новичок, и каждый из нас хочет казаться чуть лучше, веселее и интереснее, чем является.

Огромный недостроенный кирпичный дом пригоден для проживания с большой натяжкой — есть только крыша и оштукатуренные стены, широкий постамент основания лестницы в просторной гостиной и стол из досок. Родители Ками вкладываются в создание «родового гнезда» уже лет десять, но денег вечно не хватает. В комнатах стоит запах плесени и блестит иней, зато во дворе есть мангал и беседка, а за забором — пруд и огромные бетонные кольца, сваленные на берегу еще во времена Союза для постройки водовода областного значения.

Они исписаны граффити, цитатами из песен, матерными словами и народными мудростями, и когда-то давно, в другой жизни до карантина, здесь вечерами постоянно ошивались приехавшие из города скейтеры.

Мы сваливаем пожитки на промерзшие плиты пола и выходим к мангалу — под чутким руководством вездесущего Юры Дейзи поджигает угли и нанизывает сосиски на шампура, Ками вручает каждому по бутылке пива и врубает на полную громкость «бочонок».

Начинается пьянка и свинское поедание хавчика, пустые разговоры о планах и творческих успехах — в присутствии Филина, не знающего истинных дел группы, ребята и сами верят в то, что счастье не за горами.

Сижу на уложенных в штабеля досках и методично напиваюсь. Мне скучно, ожидания и надежды летят коту под хвост.

Филин, кажется, вообще забыл о нашей милой прогулке, не глядит в мою сторону и внимательно слушает ребят, а те и рады стараться — Юра напоминает распустившего хвост павлина, Дейзи, Никодим и Ками — пошлых пустоголовых дебилов, подкативших к красивой телочке.

Заканчивается все вполне традиционно — Дейзи раскрывает настежь огромные железные ворота, приносит и сваливает на подъездную дорожку скейты, хватает один из них и идет к бетонным кольцам. Остальные проделывают то же самое.

Затея мне активно не нравится.

Во-первых, кто-то из них обязательно покалечится.

Во-вторых, мне придется в одиночестве наблюдать за их эпичными падениями и мерзнуть, или, что еще хуже, бегать вокруг с телефоном, снимая тупые ролики для канала.

В третьих… Меня напрягает компания бритых под ноль придурков, расположившаяся на берегу пруда.

Прячу озябшие пальцы в рукава полосатого свитера, поднимаю воротник верной потрепанной куртки и разглядываю тлеющие угольки в мангале, гору мусора под яблоней и скейт, сиротливо лежащий у моих ног, — я так и не освоила катание на нем…

Солнце клонится к горизонту, алое небо отражается в зеркале воды, одиночество и дурные предчувствия накатывают мутной волной, и по коже пробегает озноб.

На тротуарную плитку дорожки ложится тень, кто-то загораживает мне обзор на резвящихся ребят и, чуть запинаясь, спрашивает:

— Подскажи, п-пожалуйста, куда девать пустую тару?

«Все кусты — твои…» — собираюсь огрызнуться, но вовремя опознаю Филина и еле слышно сиплю:

— Оставь тут. А за добавкой придется идти в дом.

Филин послушно ставит бутылку возле мангала, садится рядом, засовывает руки в карманы ветровки и сосредоточенно смотрит на ребят.

Кошусь на него, и в ушах звенит тишина — если подвинуться чуть ближе, можно уловить его тепло и запах умопомрачительного парфюма.