Sindroma unicuma. Finalizi

Прихлопнув как таракана крадущуюся по чулку руку, я ущипнула ее, вложив в щипок все имеющиеся силы. Вот тебе, бесстыжий столичный принц, играющий на наивности добропорядочных девушек! — выкрутила прихваченную кожу на тыльной стороне ладони Мэла, закусив губу от усердия.

Страдалец не ожидал воинственной выходки и, сдавленно ойкнув, попытался выдрать конечность, захваченную инквизиторским щипком. Впустую старался. Я победоносно взглянула на Мелёшина. Что, съел? Бесполезно тягаться с разъяренной женщиной, когда затронута ее честь, ее совесть, когда обмануты ее чувства.

Видимо, болевой шок ввел Мэла в неконтролируемое состояние, потому что он сделал ответный ход, свободной рукой судорожно заправив локон за мое ухо, и, потянувшись, прикусил мочку.

Я вздрогнула.

Нет, не так. Меня прострелило — от пяток и до макушки. Острый импульс прошелся по нервам со скоростью взрывной волны, а Мэл прикусывал и посасывал, перейдя с уха на шею, и снова вернулся к мочке. Почему-то касания его языка не казались мне влажными и неприятными, как прикосновения Петиных губ, когда тот целовал меня в щеку.

Я не сразу заметила, что моя рука расслабилась и, позабыв о мщении, начала поглаживать ладонь Мэла, судорожно вцепляясь в ткань платья. А паразит решил, что красный свет сменился зеленым, и его конечность двинулась дальше, невзирая на недавнее поражение в виде будущего синяка на полруки.

Какая самонадеянность с его стороны! Нет, битва еще не проигра… не проиг… не про…

Мэл снова обхватил меня, и вовремя, потому что еще мгновение — и я бы упала с его колен. Ладонь взбиралась выше, поглаживая, его рот творил нечто невероятное, обласкивая вниманием небольшой участок кожи, но и этого мне хватило с лихвой.

По-моему, я помогала продвигаться руке Мэла, изучающей чулок на гладкость. Когда его пальцы добрались до резинки, он на миг замер, прервав нахальное наступление, но тут же, не дав мне протрезветь от ощущений, двинулся вверх по бедру, только еще крепче прижал к себе, и еще настойчивее стали его губы.

Только бы не застонать в голос, — мелькнуло где-то на периферии сознания, когда я откинулась назад, запрокинув голову, — пьяная, хмельная, но не от шампанского, а от близости Мэла, его напористости, от настойчивых ласк.

Я сильная. Немножко потерплю отвратительное поведение Мелёшина и покажу, как и где зимуют… О чем это я? Кто недавно заявлял, что поднятой бровью заставит Мэла плясать под свою дудку? Это я утверждала, гордая и независимая. Так и есть. Еще чуть-чуть помучаюсь, а потом с негодованием нахлещу по мартовской котячьей физиономии.

Край зрения выхватил Макеса, с ухмылкой наблюдавшего за мной и Мэлом, в то время как его длинноногая подружка, зеркально скопировав Мелёшина, трудилась языком в районе уха пестроволосого.

О, ужас! Ушибленное сознание мгновенно вывалилось из блаженствующей неги. Я лихорадочно оттолкнула от себя Мэла, выдернула его руку, успевшую добраться до нижней составляющей кружевного комплекта, и натянула на колени платье, вызвав всполох стайки бабочек.

Мелёшин откинулся на спинку сиденья, зашипев через зубы от разочарования.

— Эвочка, тебя не укачало? — как нельзя вовремя повернулся Петя. Глаза у него блестели, речь была нечеткой. — Долго еще ехать? — спросил он у парня напротив, тоже принявшего на грудь приличную порцию алкоголя.

— Около десяти минут, — ответил вместо него Макес.

— Спокойно, Эвочка, — авторитетно заверил чемпион, покачиваясь. — Скора будим!

Я кивнула. Голова еще кружилась, но картинка проявила четкость. Хотела ответить спортсмену, но почувствовала, что внезапно охрипла, не сказав ни слова.

— Петруша! — крикнула одна из девчонок. — Без вас как без рук! У нас вышел спор. Помогайте!

— Сей момент, — кивнул Петя и бросился выступать арбитром между девицами, выясняющими, кто привлекательнее для мужчин — блондинки или брюнетки, в то время как парни хохмили и ржали над примитивными шутками, приканчивая, по-моему, десятую или пятнадцатую бутылку шампанского.

Боковым зрением я заметила, что Мэл подавал какие-то знаки другу, и тот, обернувшись назад, сказал что-то водителю. Маленькие лампочки в потолке машины погасли, осталась лишь одна в центре, бросающая тусклый свет на коврик и катающиеся бутылки. Салон погрузился в интимный полумрак.

— Оооо! — завопила веселая и пьяная компания. — Здорово! Класс!

Ничего хорошего в слабом рассеянном освещении я не увидела. Наш угол совсем потонул в темноте, как и противоположный, поэтому соседи по машине виделись нечетко, а Мэл снова пошел в наступление, пытаясь проложить рукой путь под платье с бабочками.