Sindroma unicuma. Книга 2.

Итого четыре конверта и конечные точки назначения: творческие мастерские факультета внутренней висорики, сортировочная утиля, животноводческий питомник и тренерская в спортивном крыле. Кроме того, перемещаясь по институту, стоило не забывать о звонках.

Следуя накарябанным на бумажке схемам, я свернула из холла в восточный коридор и первым делом направилась в питомник как в ближайшую точку курьерской доставки.

Искомая служба занимала добрую половину второго этажа крыла С. На двери значилось: "Экспериментальное животноводческое хозяйство".

Толкнув ручку, я оказалась небольшой комнатке, напоминающей прихожую в лаборатории, где приключилась битва с летучей нежитью. Та же аккуратность, та же медицинская стерильность плюс отсутствие запахов, характерных для помещений с большим скоплением животных. Рассуждая логически, вольеры и ряды с клетками располагались за следующей дверью, доступ к которой ограничивал стол, освещенный настольной лампой. За ним сидела худенькая женщина с нервическим лицом и теребила воротник белого халата.

- Здрасте, я курьер. Примите извещение и распишитесь в бланке, - протянула я конверт и листок для сбора подписей.

Женщина посмотрела на посылку и всхлипнула. Приложив к носу платочек, она закрыла глаза и замотала головой. Глядя на покрасневшие глаза, я сообразила, что работница питомника плакала до моего прихода - долго и навзрыд.

- Мне бы расписаться, - сказала нерешительно. - Или к кому-нибудь другому...

Женщина снова замотала головой.

Я растерялась. К кому бы обратиться? Пронырнуть, что ли, внаглую непосредственно в питомник?

- П-присаживайтесь, - хозяйка указала на стул и, судорожно всхлипнув, высморкалась в платок.

- У меня извещение. Срочное, - пояснила я, сев.

- И он тоже спешил, спешил... - сказала женщина, шмыгнув. - Вечная спешка: работа, командировки, сверхурочные... А потом оказалось, что врал... А я как дура: в доме ни пылинки, ни соринки, каждую неделю свежая икебана в прихожей... Рукоделие, вышитые рукавички... Поделки... Уют в доме создавала, семейный очаг поддерживала... На праздники обязательно веночки, колокольчики к Дню независимости, пуховые корзинки с фигурками хранителей... Шнурочки для оберегов плела, домового прикармливала... Гардины беж в тон обоям! - воскликнула она с сарказмом, и я вздрогнула. - Кухня в красно-черных тонах и посуда под стать... Стиль, вкус... Обязательно солонка и перечница на столе, чашка с кофе - на блюдце... И салфетки с вензелями... Свинья неблагодарная! - всхлипнула она. - Я отдала ему лучшие годы жизни, а он! Ушел к певичке - без образования, без воспитания...

Я ошарашенно внимала потоку откровений. А что делать? Неудобно прерывать человека, которого потянуло высказаться. Если передо мной изливают душу, разве можно цинично в неё плюнуть?

Поэтому оставалось сидеть, слушать и внимать.

- Видите ли, любовь у него на старости лет, - скривилась женщина. - Эта шлюха даже готовить толком не умеет. Муженек сам носки стирает и рубашки гладит, а дома руки не поднял, чтобы поставить чайник на плиту. Выходит, не стоило баловать? Выходит, надо было себя любить, а не его? И деньги тянуть: на шубку, на колечки, на сапожки... А я же всё в дом. Во многом себе отказывала. То на машину собирали, то на дачу, то на приличную школу для Кузеньки. Сыночек-то души в подлеце не чает, гордится папашкой, жеребцом престарелым. Муженек забирает его на выходные, а я потом Кузю расспрашиваю: "Как папа поживает? Как день прошел?". Сыночек мне мно-огое рассказал! Неряха она, шалава подзаборная, и живет в свинарнике, а кобелю потасканному всё нипочем. У него любовь! Как уходил, показал на икебану: "Мети своим веником на здоровье, а мне в постели баба нужна. Я только тогда почувствовал себя мужчиной, когда любовь по два раза на дню без задернутых штор и когда смотрят с обожанием". Курвель патлатый!

Тяжело внимать рассказу, заливающему горечью разочарования и обид. Конечно, я не подходила в качестве слушателя ни по возрасту, ни по семейному положению, поэтому вряд ли дала бы толковый совет. Не уверена, что вообще стоило открывать рот. Да и что сказать? Поддержать брошенную жену нечленораздельным мычанием или горячими возгласами?

- Не могу я наряжаться горничной! - воскликнула женщина и покраснела. - И медсестрой тоже не могу. Это же извращение! Культура прививается с рождения, а если он мужлан, то неотесанная девка как раз для него! И ведь не малолетка, а семью разрушила. Ни стыда, ни совести. Дурак старый! Эта потаскушка из него деньги тянет, а как станет не нужен - вытолкает взашей и поддаст пинка для ускорения.

Оказывается, в нашем языке имеется множество разнообразнейших эпитетов для коварных искусительниц, уводящих чужих мужей. Достаточно выслушать пятиминутную исповедь обманутой жены.

Истеричная плаксивость женщины сменилась ожесточенностью, растущей от фразы к фразе и заставлявшей меня вздрагивать от каждого восклика: