Синдзи-кун и искусство войны

— Как говорят апологеты джайнизма, намерение — значит больше, чем действие. — отвечаю я, решив снова пойти путем философии: — если вы нажали на спуск, а патрон дал осечку — значит ли это что вы не убийца? С точки зрения уголовного закона — да. Это только покушение на убийство. Но с точки зрения кармы — вам должно быть засчитано убийство. Если вы оперлись на парапет, а оттуда вывалился кирпич и убил человека внизу — то вам не должно быть засчитано убийство, потому что вы не испытывали намерения убить человека. В вашем случае, Джиро-сама, вы планировали наше убийство. Вы пили с нами чай, разделяли трапезу и планировали засыпать нас всех землей, чтобы те, кто не умер от взрыва — задохнулись под тоннами земли и бетона. В то время, как Акира вас спасла — вы ответили черной неблагодарностью. Как у вас там, в идиомах — подарить персик и получить сливу? Прямо здесь и сейчас у меня есть полное моральное право отрезать вашу голову и преподнести ее на блюде вашему преемнику — с тем, чтобы тот не позорил семью Кодзима подобными действиями впредь. — заканчиваю я свою речь и поднимаю чашку с остывшим чаем.

— Что же. — говорит старый Джиро: — если таково твое стремление, то так тому и быть. Я, конечно, буду сопротивляться, не думай, что ты легко победишь меня, мальчишка. Но я думаю мы с тобой оба знаем, чем это кончится. Раз уж так легла карта судьбы — передай Акире-сан, что мне очень жаль.

— Передам. — киваю я. Мы сидим за столом и где-то в саду поет цикада. Два человека пьют чай, зная, что один из них должен умереть.

— Так же, если ты позволишь мне написать завещание и предсмертное хокку — я буду благодарен. — продолжает Джиро-сама.

— Я не могу позволить вам написать завещание. Хокку — пожалуйста. — отвечаю я. Джиро кивает. В завещании могут быть слова, которые осложнят мне и будущему оябуну отношения. Кровная месть там. И так далее. Джиро открывает небольшой ящик в столе. С интересом смотрю что именно он достанет оттуда. Пистолет? Это будет глупо с его стороны. Джиро достает оттуда листки бумаги и набор для каллиграфии. Отодвигает чайную чашку и устраивается писать хокку. Я пью чай и слушаю цикаду, думая о том, что цикады пели до того, как мы пришли в этот мир и будут петь — после того, как мы уйдем из него. Печально.

— Я готов. — через некоторое время говорит старый Джиро. Он скатывает в рулон свое хокку и аккуратно кладет его на угол стола. Откуда-то из-за стола извлекает катану в старых, потертых кожаных ножнах. Кладет ее поперек своих коленей.

— Я хотел бы умереть, как и полагается оябуну старой семьи. — говорит он: — в бою и с мечом в руках.

— Еще какие-то пожелания? — спрашиваю я, вставая. Джиро тоже встает, грузно, нехотя.

— Если возможно сделать это в саду, то… — говорит он. Я киваю. Мы выходим в сад, отодвинув дверь-стену из рисовой бумаги с бамбуковыми перегородками. Сад ничуть не изменился со времени, как здесь лежал Мара, истекая кровью от руки Читосе. Сад все так же прекрасен. Заслуживает ли такой человек как Джиро такой прекрасный сад? Сложный вопрос, но раз уж он его имеет — значит заслуживает. Надолго ли? Я все-таки становлюсь философом.

— Значит, так все и закончится? — говорит Джиро, обнажая свой меч: — тут, в моем саду?

— Если вы так хотите. — пожимаю я плечами.

— Ты же сказал, что у тебя есть моральное право взыскать мою жизнь, мальчишка.

— Право есть. Буду ли я реализовывать это право здесь и сейчас? Я бы не хотел.

— А чего ты хочешь тогда? — хмурится Джиро. Он готов к смерти и просить пощады не будет. Но и шанса остаться в живых не упустит. В конце концов он не самурай, он якудза.

— Я хочу, чтобы вы, Джиро-сама больше никогда, даже в мыслях не допускали возможность навредить кому-либо из нашей команды, или близких к нам. Я хочу, чтобы в любом месте, где мы пересекаемся с гокудо ваши сперва сдавали назад, а потом уже задавали вопросы. Я хочу, чтобы вы навсегда запомнили, что вы живете и дышите только потому, что Акира за что-то вас любит и уважает. И я хочу виры за оскорбление меня и моей команды.

— Понимаю. — говорит Джиро. Он задумчиво рассматривает лезвие своего меча: — кто бы думал, что так все повернется.

— Судьба, Джиро-сама. — киваю я: — старик на северной границе потерял лошадь.

— Смотри-ка, выучил-таки одну. — говорит он и улыбается.

Глава 18

— … продолжаю считать это ошибкой. — говорит Акира. Она спорит со мной. Она говорит, что такое поведение неразумно, что гибкость и мягкость — это путь жизни, а твердость и жесткость — путь смерти. Киваю, выслушиваю ее до конца. Рядом сидит непривычно тихая Майко, полирует свои ненаглядные пистолеты Читосе. Такой, неофициальный сбор команды в промежутке между тренировками. В углу тренировочного зала — кучка брикетов С4 и даже два баллона с газом. Доказательства тяжкого труда специалиста из гокудо по минированию нашего убежища.

— Никоим образом не могу заставить тебя перестать считать это ошибкой. — отвечаю я: — просто хочу чтобы ты выслушала и мою точку зрения.

— Хорошо. — Акира складывает руки на груди: — я выслушаю.