Синдзи-кун и искусство войны

— Как раз индивидуальность у инструмента может быть. Вот смотри — лучший инструмент. Уникальный инструмент. Инструмент, которого нет ни у кого, только у тебя. Все это — индивидуальные характеристики именно этого инструмента. Только этого инструмента.

— Инструмент можно убрать в коробку. — замечает Читосе: — а человека… хотя тоже можно… но только один раз.

— С инструментом нет нужды выстраивать отношения. — говорит Акира.

— Именно. — киваю я: — если у тебя есть инструмент — тебе все равно, что он о тебе думает и думает ли вообще. Это предмет. Он может пригодится и пока он удобен — его держать под рукой. Нет нужды относиться к нему как-то иначе, похвалить за проделанную работу, поощрить деньгами, хлопком по плечу, отпуском или просто добрым словом. Ну, а уж если это действительно уникальный инструмент, который был нужен для уникальной работы, что с ним произойдёт, как только работа будет выполнена?

— Его уберут в коробку. — говорит Читосе, собрав один из своих пистолетов и проверив его на наличие патрона в патроннике.

— В лучшем случае — забудут о нем. Однако если есть шанс, что инструмент может в дальнейшем … сломаться и причинить вред…

— Его уничтожат. — говорит Майко. Она сегодня непривычно серьезная и тихая.

— Поэтому мы не должны восприниматься как инструменты. Никем и никогда. Старик Джиро заигрался в свои шахматы и ему все кажутся фигурами на доске. До тех пор, пока мы не стали отстаивать свои интересы — мы так и были для него лишь пешками. Ну хорошо, может быть, мы конкретно были ладьей, но разница невелика. Фигурой ты можешь пожертвовать без раздумий.

— Мы пока и не игроки… — начала было Акира, но я перебиваю ее:

— Нет! Мы уже игроки. В игре Джиро-сама фигура от игрока отличается не силой — есть фигуры сильнее игрока, наша команда пример. Игрок от фигуры отличается тем, что у него есть свои интересы, которые он преследует и свои границы, которые он отстаивает. Так что тут возникает некий парадокс, Акира. Ты знаешь, что старик испытывает к тебе некоторые чувства?

— Что за чушь! Я никогда…

— Да не эти, господи ты боже мой! Ты к нему относишься как …

— Как к папаше! — говорит Майко с места.

— Именно. И он относиться к тебе как к дочери. Думаю, что ему тоже было больно внутри, когда ты себе мизинец резала.

— Но если ты понимаешь это, тогда зачем?! — Акира недоумевает.

— Да затем, что это как раз проверка на границы, Акира. Это как раз толчок нам в спину — становитесь уже взрослыми, хватит за папину юбку держаться! Где-то в глубине души старик проверял наши границы и был разочарован, что мы терпим и молчим, продолжаем быть фигурами. Запомни, переговоры ведут только с равными, с игроками. Фигуры просто двигают.

— Не понимаю! — рычит Акира и ее глаза вспыхивают пламенем Преисподней. Сейчас она в таком состоянии, когда сжигают мосты и корабли за спиной. Сейчас она — Та Самая Акира.

— Каждый отец хочет, чтобы его дочь выросла. — говорю я мягко. Пламя в ее глазах угасает, и она опускает руки. Когда она успела их поднять?

— Каждому отцу немного больно, когда его дочь уходит из дома. — продолжаю я: — но каждый отец хочет, чтобы дочка — выросла. Стала большой. Научилась отстаивать свои собственные границы. Преследовать свои собственные интересы.

Акира опускает руки и смотрит вниз. На ладони. На пылающие языки пламени на кончиках ее пальцев.

— Думаешь это было необходимо? — спрашивает она меня.

— Каждому надо однажды сказать — до свидания, папа. — говорю я. Акира молча выходит из помещения.

— Фух. — выдыхает сзади Майко: — это было серьезно. Я уже думала, что сейчас мы твой пепел в совочек собирать будем. Видела я Акиру в таком вот состоянии… однажды. Там даже пепла не осталось.

— Да ну. — говорит Читосе: — Акира не такая.

— Что ты знаешь об Акире, салага. — Майко легко толкает Читосе в голову: — она выжигала по площадям, когда ты еще под стол пешком ходила.

— Не такая уж я и молодая! Это просто вы все старые. — совершенно нелогично говорит Читосе, потирая голову. Поворачивается ко мне.

— И что теперь? Мы с гокудо воюем или нет? Я могу им всем коленные чашечки прострелить.