Синее на желтом

— Ничего, на кладбище отоспишься, — обещал Базанов жене, а сам бросился к окну. Потому что остановились какие-то двое у самой калитки. Часа два топтались у калитки и шептались о чем-то те два неизвестных типа. А о чем они шепчутся? Ясно о чем. Раз громко боятся говорить, значит, замыслили что-то недоброе, значит, бандиты. И все два часа до самого рассвета простоял у окна Базанов. Тянулся на цыпочках к приоткрытой форточке, прислушивался, прижимался горячим лбом к стеклу, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Обдумывал, что будет делать, если бандиты начнут ломиться. Ружье, как всегда, на ночь заряжено крупной дробью. Но стрелять… Был бы другой какой-нибудь параграф УК о самообороне, тогда бы не задумываясь, сразу из двух стволов. До последнего патрона. Пух бы летел из проклятых ворюг. А сейчас лучше с этим параграфом не связываться. Срежешь, не дай бог, бандюка, сам за решетку угодишь, как пить дать. Сейчас вся надежда на Альму.

Но бдительная Альма чуть было не подвела хозяина. Надорвалась. Потеряла голос. Базанов даже не успел на нее рассердиться, как вдруг в наступившей тишине отчетливо прозвучал поцелуй. Звонкий. Сочный. А затем еще один.

Базанов распахнул окно:

— Эй вы, задрипанные влюбленные! Нашли место, где целоваться, сопляки паршивые!

Послышался смех, быстрые шаги. Драпанули, подлецы. Базанов вздохнул, покряхтывая полез под одеяло, но заснуть уже не мог.

Растревожили его бессовестные люди. А днем какой сон. Раньше, до пенсии, случись такое, нашел бы на ком «выспаться». Одному протирка с песочком, другому — головомойка, третьему — «разнос на вынос». Вот и полная разрядка активным действием. А сейчас… Одним словом, и скучно, и муторно, и башка трещит, и некому морду набить. Разве это жизнь? Прозябание.

В такие моменты лучше не попадаться Базанову на глаза. А неопытный, не ведающий, что такое скука, Принц попался. Влип, бедняжка.

— Ко мне, Принц! — приказал Базанов.

Принц подошел, ткнулся мордой в колени хозяина.

— Эк тебя вымахало, братец, на даровых харчах, — удивился Базанов, будто не видел Принца целую вечность. Принц так и не понял, что это значит. Комплимент? Порицание? На всякий случай заюлил, извиваясь всем телом и помахивая хвостиком. Не из подхалимства, конечно, а по природной своей вежливости.

— Растешь, как дурная трава, — строго продолжал Базанов. — Жрешь, пьешь, гадишь, а толку от тебя! Одним словом, тунеядец. На что это похоже, братец? На что похоже, спрашиваю? Безобразие и стыд — вот что это. Но ничего, скоро возьмем тебя в науку. В науку, говорю, возьмем. Ясно? Молчишь? То-то же!

Все это было сказано с явной угрозой. Но Принц пропустил ее мимо ушей. Может, он не знал, чем это ему в действительности угрожает? А может, знал. Мне это неизвестно. Одно скажу определенно: желания учиться у него не было. Для чего, скажите, ему еще учиться? Разве он и так не знает все, что ему нужно, все, что ему необходимо для жизни. Для простой, естественной, обыкновенной жизни.

— Так что не надейся, братец, — почему-то сказал Базанов. — Тунеядцем у меня не вырастешь. Этого я не допущу. А сейчас проверим, есть ли у тебя в наличии искорка божья или хоть какой талант.

Искорки божьей у Принца в наличии не оказалось. И таланта ни на столечко. Никакого. В этом Базанов сразу убедился. Он бросил на асфальтовую дорожку щепку и велел Принцу:

— Принеси!

Принц побежал, схватил щепку зубами, погрыз немножко — невкусная, и бросил в траву.

— Ко мне, безмозглый!

Хозяин пошарил в карманах и бросил на дорожку коробок спичек. Принц помусолил коробок и тоже выбросил. Несъедобный и пахнет противно. От домашней туфли, которую уже потерявший терпение Базанов бросил на дорожку, бедного Принца чуть не стошнило — так отвратительно и едко от нее разило хозяином. Принц потрепал ее для вида зубами и поспешно забросил подальше в растущую у забора крапиву. Должно быть, решил, что хозяин сам хочет избавиться от этого неприятного, пропитанного его собственной вонью предмета.

Ошибся Принц, не докумекал.

— Ко мне! — заревел хозяин. И когда Принц повиновался, ударил его со всего размаху правой босой ногой пониже ребер.

— Пошел вон, кретин!

Принц взвизгнул от боли и от обиды. И опрометью — в конуру. Зализывая языком ушибленное место, он тоскливо и жалобно заскулил. Ну и глупыш! На кого ты жалуешься, наивный Принц? И главное — кому? Разве ты не знаешь, что некому тебе жаловаться на твоего властелина, на вершителя твоей судьбы? Разве ты не слышал, как Базанов даже на Базанову нередко орет: «Я для тебя бог и царь. Я тебе суд и закон. Ясно? И не перечь».

Поскулил, поскулил Принц, наплакался вдоволь — и вдруг заснул. Сон всегда подкрадывается к молодым нечаянно, а потом хоп — и готово. А когда Принц проснулся утром, он уже ничего не помнил о вчерашней обиде. Начисто о ней забыл. Возможно, конечно, что не навсегда забыл, а до поры, до случая, но это уже другое дело.