Читаем Синее железо полностью

- К крепости Маи, ваше величество, ведет одна-единственная дорога: вдоль берега реки Люань. С правой стороны к реке подступают горы Сеньги. Они делают дорогу настолько узкой, что по ней едва могут проехать два всадника и вряд ли пройдет большая повозка. Прежде чем выбраться на равнину и там скрытно собрать отряды в ударную силу, войско шаньюя растянется на несколько сот ли. При этом все запасы провианта шаньюй будет вынужден оставить позади...

- Понимаем, - сказал император, с интересом вглядываясь в обветренное лицо офицера. - Ты хочешь отрезать путь к отступлению, когда шаньюй побежит назад в свои степи?

- Не совсем так, ваше величество. Вначале я отобью у него обозы, а потом перекрою обратный путь, и мы запрем хунну в таких местах, где им нечем будет поживиться. Не пройдет и десяти дней, как голова шаньюя будет лежать под вашими знаменами.

- Задумано неплохо, -важно заметил император. - А сколько солдат нужно для его выполнения?

- Дайте мне половину ван-ки,[42] и я смогу поручиться за успех.

- Пять тысяч всадников?

Князь отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Ли Лин же невозмутимо ответил:

- Нет, ваше величество. Конница горами не пройдет. Если позволите, я возьму свой отряд, состоящий из воинов «ста золотых»[43]. Они уже давно служат со мной на границе и умеют ходить по горным тропам.

- Разрешаем и желаем удачи. - Император поднялся, давая понять, что разговор окончен.

Ли Лин поклонился и вышел вместе с князем.

Вслед за ними покинул шатер и Сыма Цянь. Он хотел поговорить с Ли Л ином, в отряде которого служил его сын Гай. Гаю не было еще и двадцати, но он уже попал в число воинов «ста золотых», отличившись в пограничных схватках с племенами дунху, Сыма Цянь всегда мечтал, что сын пойдет по стопам отца и Деда, то есть станет ученым летописцем. Но он стал солдатом и вел жизнь, полную опасностей. Впрочем, Сыма Цянь в дни молодости тоже охотнее брал в руки меч, чем кисточку, и сменил лук на банку с тушью, когда уже совсем побелела голова...

Ли Лин сидел в палатке, склонившись над рисунком Сеньгинского нагорья. На звук шагов он поднял голову.

- Когда выступает твой отряд? - спросил историк, присаживаясь рядом.

- Сегодня ночью. До рассвета мы успеем проделать четверть пути. - Ли Лин помолчал и вдруг добавил: - А ведь император просто глуп.

- Послушай, Ли, ты не боишься потерять голову, говоря такие слова об императоре?

- А ты? Я ведь знаю, что пишешь о нем ты в своей «Истории». - Ли Лин рассмеялся, но смех его прозвучал невесело.

- Понимаешь, мне все чаще приходит в голову бросить службу, но как я тогда прокормлю мать? Ведь и не знаю никакого ремесла, кроме солдатского. И в то же время я не могу и не умею заискивать перед кем бы то ни было.

- Я понимаю тебя, - историк положил руку на плечо друга. - К сожалению, мы ничего не можем изменить. Остается одно - ждать.

- Ждать? Чего? Смерти императора? Но он еще не стар.

Я думаю, Ли, император потерпит поражение в войне с шаньюем. Наши военачальники утратили воинский дух. Они привыкли руководить боем из шелковых шатров, а хунну..., впрочем, ты знаешь их лучше меня. И вот когда война будет проиграна...

- Но я не хочу этого! - Ли Лин вскочил на ноги и принялся расхаживать по палатке.

- И я не хочу, Ли, - грустно сказал Сыма Цянь. - Но у истории свои законы. И часто они не зависят от воли людей. Когда прежде в Поднебесной возникали затруднения, герои поднимались по первому зову, служилые люди собирались, как облака в ненастье, теснились во множестве, как чешуя на рыбе, вздымались, как дым при сильном ветре. В те времена все думали только о победе над врагом. Ныне же наши полководцы, да и сам император, думают лишь о собственной славе и подсиживают друг друга. Недавно Сын Неба показывал мне донос на князя Ли Гуан-ли и спрашивал моего совета. По-видимому, это дело рук Чэня. Обвинения настолько нелепы, что я только пожал плечами и рассмеялся, хотя мне хотелось заплакать. Чего можно ждать от такой армии? А народ? Ведь народ истощен и озлоблен до предела. Вот и выходит, что положение непоправимое и опереться не на что. Хорошенько поразмысли над этим, Ли, и не особенно рискуй в бою своей головой. Она еще может пригодиться нашей несчастной родине...

Сыма Цянь поднялся и уже на пороге сказал:

- У меня к тебе личная просьба. Она касается Гая. Ты знаешь, что мальчик горяч и храбр до безрассудства. Присмотри за ним.

- Хорошо. Я обещаю.

Попрощавшись, историк вышел, а Ли Лин снова погрузился в свои мысли о предстоящем походе.

Глава 6

Передовая сотня латников под началом Ой-Барса вырвалась наконец из Люаньского ущелья, оставив войско шаньюя далеко позади. Трое суток латники пробирались узкой горной дорогой. Кони, чуя опасность, тесно прижимались к скалам и косились на реку, которая глубоко внизу с веселой яростью ворочала валуны. Река была мелководная, но бешеная, как необъезженный скакун.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза