- Клянусь Солнцем и тенями моих предков, - негромко сказал Артай. - Я буду твоим верным воином и пойду за тобой в любую страну, только...
- Что только?
- Только не в землю динлинов, великий хан, - глядя в лицо владыки, закончил Артай. - Тогда я стану твоим врагом.
Шаньюй и советник переглянулись. Потом Ильменгир сказал Артаю:
- Великий хан видит, что в сердце твоем нет лукавства. Значит, ему нечего опасаться и предательства... Скажи, ты можешь наладить в Орде оружейные кузницы?
Артай покачал головой:
- В степи нет железного камня и нет деревьев, угли которого способны его расплавить. А возить их сюда из моей страны далеко и трудно.
- При этих словах в глазах шаньюя промелькнула какая-то мысль, но он сказал только:
- Зачисли его в латную конницу, гудухэу. Я прощаю его.
Артай низко поклонился, а мальчик-слуга поцеловал песок возле шаньюева коня.
Глава 3
Походный шелковый шатер императора казался издали огнисто-голубым фонариком. Но чем ближе подъезжал всадник, тем внушительнее становились размеры шатра. Скоро уже можно было разглядеть диковинные узоры его сводов и императорский герб на белом полотнище знамени у входа.
Всадника то и дело останавливали дозорные. Он нетерпеливо совал им в руки золотую пластинку с изображением крылатого дракона и снова пришпоривал коня. Всадника раздражали эти новые порядки, введенные императором в армии. Ведь любой солдат знает в лицо князя Ли Гуан-ли, начальника военного совета, и тем не менее у него спрашивают пропуск.
Князь был очень недоволен, что император сам приехал на границу. Что это, недоверие? Или, может быть, Сын Неба больше его смыслит в войне? Но для этого ему нужно провести в походном седле столько лет, сколько провел Ли Гуан-ли, то есть ровно полжизни.
Возле шатра князь увидел знакомую коляску, покрытую киноварным лаком и расписанную желтыми фениксами. Значит император был на месте.
Бросив поводья подбежавшему воину, князь снял запыленные сафьяновые туфли и вошел в шатер. Он был одним из немногих приближенных, кому разрешалось входить к Тянь-цзы без доклада.
Император возлежал на ковровых подушках, подперев голову ладонями. Рядом с ним с развернутым пергаментным свитком сидел придворный историк Сыма Цянь.
Князь прижал руки к груди, приветствуя повелителя 'Вселенной. Император покосился на него и сделал знак подождать. Потом он снова повернулся к историку:
- Продолжай. Мы слушаем.
- «...Самая лучшая война, - стал читать Сыма Цянь, - разбить замыслы противника; на следующем месте - разбить его союзы; на следующем месте - разбить его войско. (Император согласно кивал, сощурив узкие глаза с прямыми длинными ресницами.) Самое худшее - осаждать пограничные крепости. По правилам военного искусства такая осада должна проводиться, лишь будучи неизбежной. Подготовка больших щитов, осадных колесниц, доставка снаряжения требует три месяца. Однако полководец, будучи не в состоянии преодолеть свое нетерпение, посылает своих солдат на приступ, словно муравьев. При этом одна треть офицеров и солдат оказывается убитой, а крепость не взятой. Таковы гибельные последствия осады...»
Князь давно понял, что историк читает императору трактат о военном искусстве, написанный знаменитым полководцем Суньцзы примерно шестьсот лет назад.
«Какие крепости у хунну? - все более раздражаясь, думал военачальник. - И чему сейчас могут научить нас эти пожелтевшие свитки?»
Он решительно встал и с поклоном, стараясь придать своему голосу мягкость и раболепие, произнес:
- О великий и ослепительный! Прости твоего неразумного слугу, что он осмеливается прервать ваши занятия. Но я привез вести, которые жгут мне сердце и которые я должен передать немедленно.
- Что это за вести? - недовольно спросил император, приподнимаясь на локте.
- Твой посол оскорблен вонючей степной собакой, вождем хунну, и сослан на Северное море.
- Что-о? - император вскочил, словно облитый кипятком. - Он дерзнул поднять руку на моего посла?!
- Да, неподражаемый! В крепость Май[21], откуда я сейчас приехал, вернулся один из слуг Го Ги. Он привез письмо сына ехидны и дикой свиньи. Слуга рассказал мне, что твоего посла заставили войти в шатер хана без бунчука и с раскрашенным лицом.
При этих словах лицо императора покрылось пятнами, но он сдержал себя:
- Прочти письмо.
Ли Гуан-ли протянул императору неровно обрезанный кусок замши:
- Прости, божественный, но я не могу повторить вслух то, что здесь написано. Скорее я проглочу язык.
- Читай, мы повелеваем!
Князь опустил глаза й, запинаясь, начал читать:
- «На Юге правит великий Хань, на Севере царствует сильный шаньюй. Шаньюй есть гордый Сын Солнца и Луны, который не обращает внимания на мелкие придворные обряды.