Спать мне, по правде, еще не хотелось. Я присел на окно и закурил еще сигарету. Присесть на это окно в трезвом состоянии, или увидеть, что кто-либо другой тоже садится на него было равно самому большому греху. После подобного, обычно, я распинал всех и каждого подолгу, а на второй раз просто прогонял. Алкоголь лишал меня возможности продумывать наперед и расценивать последствия. Я курил и вспоминал прошлое лето, когда работал официантом.
Худой, в белой рубашке с такого же цвета кожей, я сидел на холодных бетонных ступеньках перед баром, надеясь, что никто не войдет в зал и мне дадут спокойно докурить сигарету, а ноги хоть немного перестанут ныть. Я честно трудился, отдавая все силы на это. Я мечтал о собственной машине и готов был работать по четверо-пять суток подряд, чтобы получить как можно больше. В день я тратил не больше сотни, хотя выносил и до тысячи. Всё это давалось с очень большим трудом, но я даже не думал о том, что можно по-другому. Просидеть без работы всё лето – означает потерять год жизни, не меньше.
– Где он там? Эй, ты! – звали меня грубым кавказским акцентом.
– Я подержу, – сказал мой сменщик. – Им кола нужна .
Я оставил ему сигарету и достал из холодильника две бутылки колы, положил в фартук открывашку и подошел к столу. Весь остальной зал был пуст, но клиенты наверняка еще подойдут за те три часа минимум, что этот столик здесь просидит.
Широко улыбаясь, я открыл им две бутылочки колы и кинул крышки в фартук.
– Ай, молодец, какой хороший! – лицемерие. Я улыбнулся всему столику, немного наклонившись и сложив руки за спиной.
– Э, ты не улыбайся девушкам, да? – какой тяжелый акцент. – Когда мужчина приходит в кафе с девушкой, ты не имеешь права ей улыбаться, понял?! – он сильно хлопнул меня по плечу так, что я качнулся. Этот «урок этики» был направлен не на обучение меня, а на то, чтобы показать уровень своих знаний культуры поведения для девушек. В какой-то степени, я понимал их, так что возмущения не было ни капли. В конце концов я простой официант, который должен скрасить их шикарный вечер, так что просто убрал улыбку, поклонился и ушёл.
Свежий морской ветер прошел через наше кафе и смешался с дымом кальяна. Такой набор запахов я помню до сих пор и, закрыв глаза, оказываюсь посреди зала того самого кафе. Вокруг меня шум голосов, настойчиво звенит колокольчик на кухне, кричит музыка, а у меня есть только одна секунда, чтобы насладиться атмосферой. И эту секунду я могу растягивать вечно. Тогда я был еще совсем мальчиком, даже в сравнении со сверстниками. У меня не было сильного внутреннего стержня, я не знал, как постоять за себя и считал, что кого-то интересуют мои мысли и точка зрения. Я старался влиться в коллектив и, честно говоря, все, кто там был, остаются в моём сердце по сей день.
В тот первый год мне было невероятно тяжело. Я обслуживал отвратительных людей. Людей, которые могли себе позволить оскорблять и издеваться над официантами и другим обслуживающим персоналом как им хотелось. Культурный шок для меня, но признаться в этом вслух я, конечно же, не мог. Три месяца я таскал тарелки, убирал столы. Меня называли собакой, кричали, свистели, говорили, какой я тупой, безрукий, бесполезный, малый. Меня толкали, хватали за шею, угрожали. Я просто учтиво улыбался, кланялся и уходил за барную стойку.
«Кто ты мне такой, скотина, что имеешь право так со мной разговаривать?! Был бы мой отец жив, он бы так этого не отпустил! Но ты видишь в моих глазах беспомощность, ты видишь, что я еще мальчик, а мне еще и не откуда взять мужественности. И тебе хватает наглости давить это во мне?! Какой ты сам тогда мужчина?!», – так я думал. Выкуривал сигарету и сжимал руку в кулак так, что растягивал связки на костяшках. Ноют они до сих пор. И через минуту снова слышал:
– Эй, где он?! Сюда иди, быстро, быстро!
И я бежал. Но всё это терялось, меркло, забывалось, когда мы всем коллективом в конце дня садились за стол и разговаривали о том, как прошел день. О том, что будет завтра и как кто себя вел. Мы шутили, готовили коктейли и шашлыки, играли в карты на желания и просто так.
– Тосик, – так меня там называли, – сколько там до машины осталось? – спрашивали по очереди то начальник, то начальница, когда я подсчитывал заработок.
Я помню день, когда совершил свой первый косяк. Перепутал позиции в счете для друзей начальства и обсчитал их в большую сторону. Получил я тогда нормально, и дело подходило к увольнению, чего я не очень хотел. Я сидел на измене за барной стойкой, едва сдерживая эмоции от разговора про то, какой я бестолковый, с того самого столика. Мне казалось, что все уже окончательно настроились против меня. Столик уходил, начальница провожала их. Вдруг ко мне подошел начальник и, похлопав по плечу, сказал:
– Тось, мы уезжаем, будем через полтора часа. Будь умницей.