Синеволосая ондео (СИ)

– Да. Он очень умный, гораздо умнее меня, а вдобавок получил хорошее образование. Я иногда сама не понимала, почему ему не скучно со мной.

Аяна немного подумала и слегка покраснела, но спохватилась.

– Он знает музыку, арнайский, немного разбирается в лекарском деле, а ещё долго учился вычислениям. Я в них не разбираюсь вообще, потому что мне было скучно и я не ходила на эти занятия. Я перестала ходить на них после того, как выучила деление через ствол и веточку. Он как-то раз начал мне объяснять одно уравнение, и через пару минут у него вышло так, что десять – это пять, и это было как какое-то непонятное мне чудо, потому что я потом полчаса пыталась найти, где хитрость, но не нашла, а он смеялся. Зато я бегло пишу, читаю без запинки даже то, что вижу в первый раз, умею сочинять и записывать песни и быстро учусь игре на разных инструментах. Мне больше нравились занятия, на которых мы изучали устройство мира слов, ну, знаешь, разбирали смысл сказаний, а ещё те, где было просто весело. Мне всегда нравилось ходить туда с друзьями. Так всегда веселее.

– Вас учили всех вместе? Бесплатно? У нас дети с самого детства помогают родителям... Ну, когда не уносятся по своим озорствам, конечно. Когда вы находите время учиться?

– У нас тоже помогают, – улыбнулась Аяна. – Все помогают родителям в работе, но, знаешь, гораздо проще объяснить что-то человеку, который уже что-то смыслит в деле, а не тому, который даже не умеет читать. Ой, прости.

– Ничего. Почему это должно меня обижать?

– Не знаю. Мне многое здесь у вас кажется странным и непонятным. Ваш дом – первый, в котором я задержалась надолго, и я сначала даже не заметила, что у вас нет книг. Видишь, прошло уже две недели, и я только что это поняла.

Она вздохнула и вытерла лицо Кимату, отпуская его на пол.

– У нас говорят: "Буква к букве – будет слово, слово к слову – будет песня". За книгой следуют знания, за знаниями – ещё одна книга. Это переплетается, как нити холста, или как твоё вязание. Чем толще нить, тем быстрее прирастает холст, но чем тоньше – тем изысканнее узор. Он как-то раз говорил мне про нити, которые пронизывают этот мир, и я тогда поняла, о чём он говорил, но идёт время, и снова творится что-то непонятное, потому что его слова обрастают всё новыми смыслами, и это изумляет меня, потому что все его слова – это как дверь, к которой подходит много ключей, каждый из них открывает её так, что она ведёт в иное место, и я постоянно нахожу какой-то новый ключ на дороге.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь, – жалобно сказала Иллен. – Прости.

– Ничего. Я просто слишком много слушала его арнайских стихов, в которых тысяча значений у каждого слова. Иллен, слушай, а ты не хотела бы научиться чему-то новому?

– Например?

– Только ты должна будешь мне кое-что пообещать, хорошо?

– Да о чём ты?

– Я живу у вас и ем вашу еду, греюсь вашими дровами. У мальчишек найдётся пара часов свободного времени по вечерам, правда?

Иллен поражённо открыла рот.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что бесплатно...

Аяна подняла брови и заговорщически покивала.

– Не знаю, как это может вам пригодиться, конечно, но...

– Ты правда научишь?.. У них будет возможность устроиться в жизни, Аяна!

– Погоди благодарить. Пообещай, что и ты, и мальчишки при возможности попробуете научить кого-то ещё, хорошо? Одна мудрая женщина сказала, чтобы я передала добро другому. Передашь?

5. Молодое вино

– Ты сказала, что этот странный цвет смоется, но что-то непохоже, чтобы он смывался. Уже месяц прошёл, а он всё не смылся, – сказала Иллен, поднимая глаза от вязания.

– Чтобы он смылся, надо чаще мыть голову, – сказала Аяна. – Иллен, когда у вас потеплеет? Когда прекратится этот ветер? Мне надо идти дальше.

Огонь в очаге мягко потрескивал, но воздух в комнате всё равно был немного стылым. Ветер завывал снаружи почти так же, как маленькие степные волки воют вдалеке, в высокой траве, когда хасэ расставляют шатры на ночлег.

– Ветер скоро прекратится, но холодно будет ещё долго. До февраля будет очень зябко. С середины февраля уже теплеет.

– Я слишком много времени потеряла. Слишком много.

Аяна вязала из грубой, колючей шерсти второй носок на пяти спицах. Её научила этому Иллен, и теперь Аяна помогала ей. Оставалось совсем немного, и Аяна, как всегда, радовалась близкому завершению работы.

– Зато мы с мальчишками и дочкой Оталли научились читать и писать. Ты не представляешь, как я благодарна тебе.

– Не за что. Мне не сложно. Они у тебя очень умненькие.

– Это ты умело обучаешь. Откуда у тебя такое терпение? Твой сынок тоже будет умненьким.

– Дай.

Кимат тянулся к её спицам, и Аяна поняла их повыше.

– Подожди, милый. На них вязанье. Сейчас, ещё вот эти пять закрыть... У меня много младших братьев и сестёр, наверное, оттуда и терпение.

– Дай.

Аяна вынула клубок из корзины и дала Кимату, и он сел, распутывая нитку.

– Может, останешься до февраля? В феврале уже теплеет.

– Я не знаю, Иллен. Мне надо идти. Ветер и так задержал меня на месяц.