Вот что она ему сказала: Семь миллионов моих книг продано в прошлом году только в Америке. Два романа как раз сейчас экранизируются, а фильм, снятый еще по одному в прошлом году, удостоен премии Академии за лучшую режиссуру, лучшее исполнение второй женской роли и лучшее музыкальное сопровождение. Познакомьтесь, вы, ничтожество: Полли Медисон, мировой чемпион в среднем весе по литературе! А теперь отдавайте обои, не то руки переломаю!
– Как ты мог допустить, Рабо, что я столько времени ставил себя в дурацкое положение, наставления ей читал по части писательского ремесла? – возмущался он.
– Я ждал подходящего момента.
– Сто раз была возможность, сукин ты сын, – обругал он меня.
– Все равно она же совсем другого сорта, – защищался я.
– Вот это правда! И одареннее, и лучше.
– Ну уж, конечно, не лучше.
– Эта баба – чудовище, – сказал он, – но у нее поразительные романы. Она прямо новый Рихард Вагнер, один из самых ужасных людей за всю историю человечества.
– Откуда ты знаешь, что она пишет? – спросил я.
– У Селесты есть все ее книжки, и я их прочитал. Какая ирония, а? Все лето читаю ее романы, чертовски ими наслаждаюсь, а к ней, понятия не имея, кто она, отношусь как к полоумной.
А, так вот как он проводил лето: читал подряд все романы Полли Медисон!
– Когда я узнал, что ты скрывал от меня, кто она, мне даже больше, чем ей самой, захотелось переделать холл. Это я посоветовал, если она хочет сделать тебе приятное, перекрасить все дерево в цвет детского дерьма.
Он знал, что у меня было по меньшей мере два мало приятных переживания, связанных с цветом, который почти все называют цветом детского дерьма. Даже в Сан-Игнасио, когда я был мальчишкой, его так называли.
Первый неприятный случай произошел много лет назад у выхода из магазина «Братья Брукс». Я купил приглянувшийся мне летний костюм, который на меня тут же подогнали – мне показалось, он подойдет для дома. Тогда я был женат на Дороти, мы еще жили в Нью-Йорке и рассчитывали, что я стану бизнесменом. Только я вышел из магазина, как меня схватили двое полицейских и потащили допрашивать. Потом они передо мной извинились и отпустили, объяснив, что рядом ограбили банк и на голову грабителя был натянут дамский нейлоновый чулок. «Ничего про него не знаем, – сказали, – только говорят, на нем был костюм цвета детского дерьма».
Вторая неприятная ассоциация, связанная с этим цветом, имеет отношение к Терри Китчену. Когда Терри, я и еще несколько человек из нашей группы переехали сюда в поисках дешевого жилья и картофельных амбаров, Терри целыми днями околачивался в барах, своеобразных клубах местных рабочих. А он, между прочим, окончил Йельскую юридическую школу, даже в свое время входил в Верховный суд при Джоне Харлане, а также был майором Восемьдесят второго авиаполка. Я не только в значительной степени содержал его, но был единственным человеком, которому он звонил или просил кого-нибудь позвонить, когда напивался так, что не мог сесть за руль и доехать домой.
И вот этого Китчена, самого значительного из живших когда-либо в Хемптоне художников, может быть, только за исключением Уинслоу Хомера, называли и до сих пор называют «парнем с машиной цвета детского дерьма».
15
– Где сейчас миссис Берман? – осведомился я.
– У себя, наряжается, на свидание собралась, – сказала Селеста. – Потрясающе выглядит. Обождите, увидите.
– На свидание? – переспросил я. Это что-то новенькое. – С кем у нее свидание?
– На пляже она познакомилась с одним психиатром, – объяснила кухарка.
– У него «феррари», – добавила дочка. – Когда миссис Берман клеила обои, он стремянку держал. Сегодня пригласил ее на званый обед в честь Жаклин Кеннеди, а потом они поедут на танцы в Саг-Харбор.
Тут в холл вплыла миссис Берман, невозмутимая и величественная, ни дать ни взять французский лайнер «Нормандия», самый великолепный корабль в мире.
До войны я работал художником в рекламном бюро и изобразил «Нормандию» на рекламе путешествий. А перед самой отправкой морем в Северную Африку, 9 февраля 1942 года, как раз, когда я давал Сэму By свой адрес, все небо над нью-йоркской гаванью закрылось завесой дыма.
Почему?
Рабочие, которые переоборудовали океанский лайнер для перевозки войск, учинили страшный пожар в трюме самого великолепного в мире корабля. А имя корабля, да упокоится в мире душа его, было «Нормандия».
– Это совершенно возмутительно, – заявил я миссис Берман.
Она улыбалась.
– Ну, как я выгляжу? – спросила она. С ума сойти, до чего сексуальна, поразительная фигура, походка подчеркивает роскошные формы, чувственно покачивающиеся в такт движению золотых бальных туфелек на высоких каблуках. Глубоко вырезанное, облегающее вечернее платье откровенно демонстрировало соблазнительные округлости. По части секса она, должно быть, что надо!
– Кому важно, черт возьми, как вы выглядите! – возмутился я.
– Кое-кому важно.
– Во что вы холл превратили! Вот о чем давайте поговорим, и плевать я хотел на ваши тряпки!
– Давайте, только скорее, – сказала она. – За мной вот-вот приедут.