Интересно, что она имела в виду? И надеялась небось, что спутник станет расспрашивать… Но он даже не слушал. Не желая больше находиться возле такого опасного — меня, он быстро сгреб свой портфель и бормотнул:
— Нам выходить… Идемте… идемте же!
Выходить им было не нужно: до больницы оставалось еще остановки три. Нине Александровне пришлось, однако, за ним последовать. Но прежде чем уйти окончательно, она усмехнулась и произнесла громко, чтобы я услышал:
— Знаете, а ведь Лидия Федотовна — первая любовь нашего уважаемого шефа Антона Валентиновича… И в общем, эта любовь не угасла. Да-а-а!..
Бабушка Сафронова жила почти что в подвале: нижняя часть комнаты — до окна — была фактически под землей, а окно висело прямо над газоном. Мама говорила, что это называется «цокольный этаж» и что прежде так жили многие. Сейчас в наших дворах так жила только одна бабушка Сафронова, да и то потому, что не соглашалась никуда переезжать: у нее были тут дорогие воспоминания. Говорят, прежде у нее был муж и дети. А сейчас — одни только воспоминания. И никто не ходил к ней, кроме почтальонши тети Симы, что приносит пенсию, да соседок по дому, для которых бабушка латала простыни и выжимала соки… Летом бабушка подставляла к своему окну изнутри белую табуретку, тогда табуретка становилась как бы ступенькой, а окошко — дверью. Бабушка Сафронова садилась снаружи перед «дверью» на другую табуретку и шила. Она была сухонькая и почти глухая.
Теперь у бабушки Сафроновой жила Лиза.
Каждое утро, направляясь на взморье, мы с Нильсом и Эдиком встречали Лизу у молочного магазина.
— Здравствуй, Лиза! — говорил я.
— Здрасти! — Деловито помахивая бидоном для молока, она проходила мимо.
— Воображает, — комментировал Нильс.
А Эдик делал за девчушкой шаг-другой: ему бы познакомиться да попробовать молочка. Но он был кот совестливый и не мог нарушить компанию.
Когда я вечером проходил мимо бабушкиного окна, Лиза на меня не смотрела. Но она, конечно, вовсе не воображала, а просто побаивалась других девчушек с нашего двора: Динки, Нинки и Иринки — могли ведь поднять на смех: «жених и невеста!». Впрочем, в женихи Лизе подходил не я, а Нильс.
В этот вечер Лиза сидела за столом и что-то рисовала. А в моей голове уже шевелилась мысль, что она не из этого другого, а из моего измерения. Чем-то она была похожа на девочку именно из моего измерения… Кроме того, мне стало теперь известно, что Лизина мама испытывала луч, причем испытывала на себе. И небось догадывалась, чтр он перемещает… И наверняка она не оставила бы свою дочку в ином измерении одну…
Я наклонился и постучал в оконное стекло к бабушке Сафроновой: — Можно к вам?
…У бабушки пили чай не из чашек, а из тонких стаканов. Сперва я, конечно, от чая отказался, но бабушка была глуховата и все равно накрыла на три прибора. На самом деле пить мне хотелось: я съел возле больницы пирожок с соленой сосиской. Лидию же так и не увидел. Не мог я прийти в палату к незнакомой женщине. Тем более что там должны были появиться тетя Нина со своим спутником. А в больничном саду Лидии не было.
Лиза с бабушкой потащили меня к столу и уселись сами напротив, а посредине в полосатой тарелке лежали мои любимые ванильные сухарики… И можно было кое о чем расспросить:
— Лиза, а где вы жили с мамой раньше?
Лиза как раз откусила кусок сухаря.
— У тети Нины, — с полным ртом сказала она.
— А до этого?
— На даче у маминых друзей.
— А еще раньше?
— Еще до весны?.. До весны мы жили в Петропавловске-на-Камчатке. Вот оно что! Разматывается ниточка Лидьиных тайн! Петропавловск-на-Камчатке — как раз то место, куда ездит в командировки папа…
— А где твоя мама там работала? Не помнишь?
— Помню. Институт анти… анти… Трудное такое слово… Ленинградский филиал…
ПРОСТО НОВЫЙ ЭТАП
Удивительно, как эта девчушка Лиза умела отвечать на вопросы — выпалила сразу самое главное!.. Филиал — это часть завода или института, которая находится в другом городе. Значит, в Петропавловске-на-Кам-чатке есть часть папиного института, а Лидия — его сотрудница, вот почему у папы все ее знают. В филиале тоже, наверное, есть испытательная база, Лидия работала на ней и направила на себя лучик. Потом Лидия заболела. Случилось это скорее всего потому, что лучик у них там в филиале получился какой-то не очень хороший. Не такой хороший, как тут у папы. Вот почему папу вызвали в Петропавловск на помощь, а Лидия приехала лечиться хорошим папиным лучом.
Наконец-то все уразумев, я радостно обмакнул кусочек сахару в чай — у бабушки Сафроновой пили чай вприкуску… И подумал, что о любви папы и Лидии — это, безусловно, тети Нинины враки. Просто один человек лечит другого больного человека…
Но тут в окошко стукнули, и в его проеме проявилась тень.
— Ты, значит, у Лизки, Валет? — произнесла тень задорным голосом Динки из сорокового подъезда. — А что моя мама про тебя ска-за-а-ла!.. Я такое теперь знаю про твоего папку. Про твоего папку и про Лизкину мамку… Эх вы!..