Синяя Рыба

Став широкой, как проспект, дорога, сделала крюк и вывела мальчика на главную площадь, имевшую форму неправильного треугольника, — сюда выходили три центральные улицы города. Красные кругляшки плитки, которой была вымощена площадь, лучами сходились в центре, где тугая струя фонтана, пенясь, устремлялась в небо, где веером рассыпалась во все стороны. Солнце палило нещадно, и из-за нестерпимой жары, а, может, просто потому, что все были на ярмарке, узкие улочки города были пустынны. Редкие прохожие, едва завидев незнакомого мальчика, сразу же переходили на другую сторону, и, пугливо озираясь, старались юркнуть в первую подворотню. Поэтому Максим был весьма удивлен, увидев троих горожан довольно экстравагантного вида, чьи высокие фигуры были сильно похожи на человеческие. Они стояли у фонтана, оживленно о чем-то споря между собой, и, видимо, были так увлечены разговором, что, рассеянно взглянув на мальчика, тут же отвернулись и продолжили дискуссию. Позади них Максим заметил большое величественное здание, изогнутое подковой. Его фасад был облицован мрамором необычного бело-голубого цвета, портик украшала колоннада, а по обеим сторонам широкой лестницы, ведущей к центральному входу, стояли каменные статуи, похожие на древнегреческих муз. Наверное, театр или музей, решил он.

От фонтана веяло свежестью и влажной прохладой. Максим подошел ближе и, зажмурив глаза, с наслаждением подставил лицо водяной пыли. Разумеется, он не собирался подслушивать, но спорщики кричали как на митинге — на всей площади не было места, откуда их нельзя было бы услышать.

— Истину сложно облечь в слова. Любой язык слишком беден и примитивен, чтобы в точности передать все многообразие эмоций, — энергично жестикулируя, говорил худой господин в лиловом вязаном свитере с засученными рукавами, и шерстяном берете, — А музыка слишком абстрактна и эфемерна, чтобы брать ее за эталон. На холсте же можно изобразить все, что угодно — краски вернее всего передают любые ощущения. Порой взглянешь на картину, и сразу чувствуешь ее настроение, и понимаешь, что хотел сказать автор, какие чувства стремился выразить.

Однако его оппонент — пухлый человечек невысокого роста, одетый в оношенный сюртук, на котором недоставало нескольких пуговиц, и черный лакированный цилиндр, не дал ему договорить:

— Да кому нужны твои картины? — воскликнул он, презрительно сморщив нос, — Настоящую красоту можно передать только в музыке!

— Недостаточно создать музыку, — возразил третий, единственный из всей троицы счастливый обладатель густой шевелюры, в комплекте с пышными бакенбардами, — Ее еще нужно уметь сыграть, чтобы ее услышали. Много ли вы найдете людей, способных музицировать? — он почесал за ухом остро отточенным карандашом, — А мои книги может прочесть любой.

— Да погоди ты! — возмутился первый, — Вы мне не дали договорить! В этом споре рано ставить точку, но я клянусь вам — последнее слово будет за мной!

Максим кашлянул.

— Извините… вы не встречали здесь девочку? Примерно моего роста, длинные волосы?

— Что?.. Отойди, мальчик, не мешай!.. Так, на чем я остановился? Терпеть не могу, когда меня перебивают. Ну, вот, пожалуйста — я потерял нить! Из-за тебя, между прочим!

— Почему из-за меня? — обиделся господин в цилиндре, — Это вот он виноват! Что это за мальчишка? Откуда он взялся? Ты кто таков? — он сурово повернулся к Максиму.

— Я? Вообще-то я человек, — растерялся Максим, — Извините, что помешал. Хотя, признаться, я все равно не понял, о чем вы спорите. Вы — маги?

— Мы — мастера! — торжественно произнес человек в берете, сняв головной убор и любезно поклонившись. — Я — художник, а это — мои коллеги, Поэт и Музыкант.

— Маги — дилетанты! — снисходительно усмехнулся Музыкант. — Шагу ступить без нас не могут. Все материальные миры создали маги. Но по нашим проектам!

— Так о чем же вы спорите?

Хуожник вдруг громко ахнул, в его глазах промелькнуло торжество.

— Послушайте, что я придумал! Это же человек! Вы понимаете — человек! Взгляните-ка на его ауру! Вот кто нас рассудит!

Все трое вновь уставились на Максима, но уже с совершенно другим выражением.

— Ну, брат, ты и голова! Точно! Так и сделаем! Думаю, никто из вас, господа, не будет возражать, что это несправедливо.

— Но послушайте, — попытался возразить сам Максим, пожалев, что вообще заговорил с этими сумасшедшими, — Я не искусствовед. Что ж вы хотите от меня? Я не разбираюсь ни в живописи, ни в музыке…

— А тебе это и не нужно, — прервал Поэт его тираду, — Цвет твоей ауры говорит о том, что ты человек честный. Видишь? — он обернулся и указал карандашом на мраморный фасад здания в античном стиле, — Это — Храм Искусств. Здесь мы живем и работаем с того самого дня, когда был заложен первый камень Храма. В тот день мы решили выбрать директора.

— Но спорим до сих пор! — пожаловался Художник.