Синяки на душе

— героин, должна встречаться на пути чаще других и что она менее прочная. Потеря Бога, профанация всего и вся, отсутствие идеалов или отсутствие времени, отношения мужчины и женщины, поддельный комфорт, ля-ля-ля, ля-ля-ля… все объясняющие песенки, которые нам поют, приятные и понятные и почти успокоительные в своей монотонности. Но почему же вы, я, снова я, мы, они весь этот ужасный ряд местоимений — двадцать вам или пятьдесят, богаты вы или бедны (и не нужно говорить мне о крестьянах: за последние два года продажа транквилизаторов в провинциях, где наиболее спокойно, удесятерилась), почему всегда, какой момент ни возьми, рука наша тянется не поддержать ближнего, а схватить тюбик с таблетками, флакон, бутылку? Меня беспокоит не распространение гнетущей тоски: кажется, она была всегда, и даже древние греки, которые были самыми красивыми, самыми одаренными и самыми образованными, жили на берегу самого прекрасного моря на свете, в самую прекрасную эпоху своей прекрасной страны, даже они порой рвали на себе волосы, ползая по песку на четвереньках, и грызли ногти от ужаса. Меня беспокоит, что сегодняшним страдальцам достаточно любого понятливого врача, любого рецепта, любого из шести или восемнадцати тысяч транквилизаторов, чтобы успокоиться в пять минут. И что особенно тревожит — они даже не будут кататься по песку: в кармане своего «пеплума» они найдут элениум.

Элеонора с молодым человеком танцуют в ночном кабачке… Катастрофа! Что я сказала? Вот я и очутилась в маленьком мирке Саган с ночными кабачками… Любопытный факт: когда я в какой-нибудь статье читаю, как автор доходит до того, что ведет своих героев в ночной кабачок, перед мысленным взором критиков тут же встает мое прекрасное имя. (Кто бы ни был этот автор — Труайя, Жарден — неважно кто). Что же касается бедного автора, который обнаглеет до такой степени, что станет расхваливать прелести какой-нибудь спортивной машины — так я от души ему этого желаю… Трое из четырех критиков — ужасные лицемеры. Ну что может быть приятнее, чем ехать солнечным днем в прекрасной открытой машине, мурлыкающей у вас под ногами, словно прирученный тигр? Что может быть приятнее, чем знать, что после гольфа вас ждет охлажденное виски в доме людей таких же веселых, как вы сами, у которых, как и у вас» нет материальных забот? В конце концов, разве это не естественно-поиск и обретение какого-нибудь приятного места, где нет немедленно возникающих трудностей? О, как они лицемерны, эти люди! Деньги никогда не бывают грязны от того, что их тратят или бросают на ветер (тем более, если кому-то удалось пробиться). Короче, когда их превращают в мишуру, в нечто ненужное, смешное и само собой разумеющееся: наличные деньги. Деньги бывают грязными от того, каким способом их зарабатывают и, особенно, каким хранят. Мне бы хотелось, чтобы эти скверные демагоги возразили что-нибудь тем, кто знает правду: разве людям, которые ездят вторым классом или пользуются общественным транспортом, не хочется вместо этого оказаться на вилле, о которой я рассказывала, вилле, где есть напитки с кусочками льда и букеты мимоз? Только они туда не приглашены по причинам, которых справедливость не признает, однако именно по этим причинам они ни за что не потерпели бы, если бы кто-то горячо убеждал их, что правы и счастливы именно они.

Итак, в ночном кабачке Элеонора танцует с молодым блондином, которому предназначено великое будущее — слава, усталость, старость и забвение. Восхитительная жизнь, когда его лицо мелькает в ежедневных газетах, которые он презирает, по крайней мере, сначала — и которые позднее до смерти надоедают ему. Такими иногда бывают актеры, а часто и писатели, художники, режиссеры, все те, кого называют «человек афиши», хотя на самом деле, да будет мне позволено произнести эти слова, в них больше афиши, чем человека.