Читаем Синие берега полностью

Потом медленно, словно нехотя, поднялся, медленно, поверх гимнастерки надел форму немецкого офицера. Не заметил, как, прихрамывая, остановился перед ним русоволосый, лобастый Рябов - немецкий ефрейтор в слишком длинных на нем брюках, неловко втиснутых в сапоги с подковками, с твердыми стоячими голенищами, такими широкими, хоть обе ноги в один суй.

Андрей вышел с Рябовым на шоссе.

Они стояли и прикидывали, когда и какую машину остановить.

Прокатили четыре открытых грузовика, в кузовах сидели солдаты в касках, сдвинутых на затылок. Сзади шли тягачи, они тянули орудия, на тягачах и на орудиях пятнистые, под опавшие осенние листья, разводы. Пролетели легковые машины, на ветровых стеклах, как рябинки, прилипла мокрая пыль.

- Не гнись, Рябов, стой по возможности ровней, - шепотом сказал Андрей. - Вон машина. - Оглянулся. - И пусто вокруг. Держись.

Грузовик, крытый брезентом, приближался.

Андрей спокойно поднял руку.

Грузовик резко застопорил, несколько метров протащился юзом и остановился. Из кабины вылез толстый ефрейтор в кителе с тусклыми алюминиевыми пуговицами, на голове аккуратная пилотка. У ефрейтора холодные стеклянные глаза. Глаза эти вскинулись, выражая готовность исполнить приказание.

- Что в кузове? - требовательно спросил Андрей.

Ефрейтора, должно быть, смутило произношение Андрея, потому что стеклянные глаза его ожили, в них мелькнула настороженность. Возможно, Андрею показалось это. Но он ощутил жжение в затылке, начал задыхаться.

- Значит, в кузове ничего?

- Так точно, герр майор!

Вот-вот покажутся машины. Каждая секунда дорога. Андрей почувствовал неимоверную тяжесть пистолета в кармане. Не медлить, не медлить! приказал он себе. И рука стремительно выхватила из кармана пистолет.

Два выстрела. И еще один, в шофера. Показалось, шоссе дрогнуло, покачнулся грузовик, так громко получилось. Только во сне происходит все так быстро, знал он, в секунду, в долю секунды, и сейчас было как во сне, в секунду, в долю секунды.

- Амба! - тряхнул Рябов головой. Степенно, как все, что делал, открыл вторую дверцу, и мертвый шофер вывалился из кабины.

Перескакивая через кювет, с опушки бежали бойцы, Андрей видел, как Семен и Данила подобрали убитых ефрейтора и шофера и бросили в кузов: как Вано и Шишарев подвели к машине Полянцева, как Саша подсаживал Марию, как Пилипенко и Петрусь Бульба втаскивали через борт пулемет.

- Трогай! Трогай! - С резким стуком захлопнул Андрей дверцу и плюхнулся на сиденье. - Ходу!!

Рябов быстро выжал сцепление, нога дрожала, рывком включил скорость, дал газ, полный газ - машина ринулась, понеслась вперед. Машина мчалась, отдавая все свои силы, повинуясь Рябову, до предела давившему на педаль акселератора. Мотор не стучал, прислушивался он, только грохот, когда грузовик подпрыгивал на выбоинах.

Андрей высунулся из кабины: что сзади? Сзади неслись мотоциклы. Много мотоциклов. Шоссе с разгону метнулось вниз, - спуск. Мотоциклы как отрезало. Небо качнулось - подъем - и снова выровнялось. Слева показалась пилообразная линия елового леса.

Шоссе вдали пересекало железную дорогу, и Андрей увидел шлагбаум. Когда машина приблизилась к шлагбауму, солдаты с автоматами через плечо выходили из будки на переезде, готовясь опустить полосатую перекладину: уже слышался гудок паровоза.

Но останавливаться нельзя. Могут заглянуть в кузов, под брезент. Останавливаться нельзя! Во что бы то ни стало перескочить через переезд, пока еще можно.

- Проскочишь? - задыхался Андрей от волнения.

- Попробую, - неопределенно откликнулся Рябов.

- Надо проскочить! Жми на всю катушку! Жми!.. Жми!..

Машина рвалась вперед на предельной скорости.

Андрей увидел в боковом стекле изумленные лица солдат у шлагбаума. Они растерянно размахивали руками, что-то предупреждающе кричали, побежали было наперерез.

Машина выскочила на переезд. Еще минуты две - и длинный состав отделил ее от солдат по ту сторону шлагбаума.

- Рябов! Жми!..

Андрей глянул назад: у переезда мелькнул последний вагон состава, и тотчас шлагбаум поддался вверх. Андрей услышал автоматный треск сзади. Никакого сомненья: вслед стреляли. Мотоциклисты катили во всю мочь. Теперь это была погоня.

- Жми!.. Жми!! Рябов!..

Рябов почувствовал боль в левом бедре. Боль усиливалась. "Эх, не вовремя", - оборвалось внутри. А нога нажимала, нажимала на акселератор, окостенели напрягшиеся на баранке руки, глаза впились в смотровое стекло.

Еловый лес подходил ближе и ближе к шоссе и уже двигался вровень с ним, метрах в пятидесяти.

Из кузова забарабанили кулаками в стенку кабины.

- Притормози! - тронул Андрей колено Рябова.

- Андрей! - кричал из кузова Семен. - Надо бросить машину! И в лес! Слышишь меня? Андрей?

"Надо бросать машину, - лихорадочно билось в голове Андрея. - Бой принять здесь не могу, открытое место. Только в лесу. Если мотоциклисты кинутся туда за нами. Но как выбираться под огнем? Как?.."

Семен все еще кричал из кузова:

- Решай! Слышишь меня? Андрей! Мы с Пилипенко дадим из пулемета по мотоциклам! А народ будет выбираться из кузова! Да?

- Да!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное