Синие берега

"Все. Амба!" Он поморщился, как от нестерпимой боли. Он сознавал свою беспомощность, и беззащитность, и обреченность. "Все. Амба!"

В два прыжка оказался он в блиндаже, у телефонного аппарата. Повернул ручку, второй раз повернул, третий. Трубка молчала, даже треска, даже шороха не было в ней.

- На кой хрен мне телефон, если ни хрена в него не скажешь!.. надрывался он. - Связь!.. - скосил глаза на связиста Петреева. - Есть, спрашиваю, связь?..

Маленький, с бледным лицом, с худыми узкими плечами, тот выглядел в блеклом свете коптилки совсем растерянным.

- Только что была связь, товарищ сержант. - Губы его тряслись. - Вот секунду... вот сейчас...

- Какой к хрену - сейчас! Нет связи с капэ роты! Обрыв, что ли? Снарядом где перебило?..

- А-а, - голос Петреева виноватый, испуганный.

Он неловко опустился на землю и дрожащими руками торопливо навертывал развернувшуюся на ноге обмотку.

- Чего расселся!.. На линию! - кричал Рябов, словно Петреев и в самом деле виноват, что снаряд где-то перебил провод.

Схватив моток провода, Петреев побежал.

Рябов непрестанно вертел ручку телефона. Молчание, молчание. "Носит его где, этого Петреева! Столько времени! До города добежать можно и вернуться!.." Но он знал, прошло чуть более трех минут. Снова с силой повернул ручку, что-то в трубке зашевелилось. "Ага, есть!.."

3

Андрей открыл глаза, он, кажется, успокоился, и первое, о чем подумалось: выстоит ли Рябов.

- Товарищ лейтенант, - выбежал из блиндажа Кирюшкин. Он шумно дышал. - Товарищ лейтенант... Рябов! Что ж это будет, товарищ лейтенант? бормотал оторопело. - Танки ж...

- А пошел ты!.. - Андрей сердито отмахнулся от Кирюшкина. Подскочил к телефонному аппарату, схватил трубку.

- Давай... Знаю, что танки. Не глухой, не слепой. - Он понял: Рябов растерян. - И что палит вовсю, слышу.

"Бьет семидесятипятимиллиметровыми". Андрей не раз находился под танковым обстрелом, он узнал этот калибр.

- Три танка? Ну и что? - Пауза. - Не сдержишь, говоришь? Я тебе не сдержу! Я тебе не сдержу! Сдерживай, и все! - властно потребовал Андрей. Рябов, показалось ему, собирался еще что-то сказать, но промолчал. Выдержку! Выдержку! - Пауза. - Нет, нет. И торопиться не надо. Нет! - Он начал задыхаться. - Подпусти... на расстояние... броска гранаты... и бутылки... и тогда действуй... Сумел же вчера!.. Надо бить наверняка!

"Выжди, потерпи, дружище Рябов, - стучало в мозгу. - Не наверняка если, - гибель. Прорвутся через боевые порядки и - на переправу". Андрей задрожал от этой мысли.

- Следи, следи и выжидай момента, - уже спокойней произнес Андрей. Он понимал взводного: противник ведет такой огонь - бруствер, наверное, обваливается, дно в окопах, наверное, ходит ходуном, а должен молчать - ни одной пули не выпустить. Какие нервы выдержат это? Никакие нервы не выдержат.

Война приучала к терпению, а как трудно приучаться к этому опасность подталкивает, торопит... "Выжди, выжди, Рябов. Сунешься преждевременно - и пропал..."

Андрей тяжело положил трубку.

"А пробьются танки, - сперло дыхание, - определенно пробьются, нечаянно подумал так. А подумав, уже не мог отделаться от этого. - Их не сдержать, если пробьются. - Дальше мысль не шла. И, как бы защищаясь от надвигавшейся беды, судорожно сжал кулаки. - Нет, нет... Перемахнут если через траншею, ребята Рябова не растеряются, ударят в моторы. Так даже вернее..." Рыбальского с противотанковым ружьем выдвинул Рябов вперед. Правильно сделал. И у сосен положил Полянцева с отделением. "С отделением, - усмехнулся. - А все равно - отделение", - вспомнилось, и он вздохнул. Вздох получился долгий. И Пилипенко там, сбоку, с пулеметом. Тоже правильно. Он убеждал себя, что все будет в порядке, все будет хорошо.

4

Отдаленный гул нарастал. На этот раз левее рубежа взвода. Рябов склонил голову в левую сторону, вслушивался. Не ошибся, нет.

- Старшина, слышишь?

- Слышу. - Писарев горбился, то и дело поправлял на носу пенсне. Прямо с исходных пошли танки на переправу? - Он не спрашивал, - утверждал: не зря же ракетами освещал немец переправу. Ракеты и проступивший в пространстве рокот левее обороны первого взвода связывались в представлении Писарева в одно действие противника: он двигал танки к переправе.

Минута - долгая-долгая, вторая минута - еще более долгая. Рокот не отдалялся, напротив, становился явственней, громче, ближе. Что бы это значило?

- Слышишь, старшина?..

Писарев молчал.

Оба поняли, что ошиблись: танки, несколько танков, не к переправе шли - шли на них. Дрянь дело. Значит, решили атаковать Рябова и Вано и заходили слева, с менее защищенной стороны. Дрянь дело.

Танки зайдут в тыл Рыбальскому, пулеметам, замаскированным в крушиннике, повернут и откроют проход остальным машинам, соображал Рябов. Дело дрянь.

- Их надо остановить, танки, - стиснутым голосом произнес он наконец. - Справа ладно, там бронебойка. А слева пройдут запросто. Скрыпник! - позвал. - Зельцер! Вартанов! Гранаты в руки! И ползком. На танки. На те, что слева. Вперед!