Володя Яковлев и Никита рванулись к воде. Вслед им сквозь ивовые заросли ломились Семен, Дунаев, Шишарев.
Влево, влево… Там лодки. Влево…
В небе вспыхнула ракета. Оттуда, с откоса затрещал пулемет. Пули слышно шлепались в песок, совсем близко.
Ракета не успела погаснуть, свет ее подхватила уже другая ракета. Свет лежал на земле, и ночная земля получила чуть голубоватый цвет.
Стрельба стихла. Наверное, на минуту. Сейчас опять начнется. Сейчас начнется… начнется… Минута перерыва, а за минуту можно вырваться хоть куда.
Они уже у воды.
Семен, Дунаев, Шишарев прыгнули в лодку.
Загремела сорванная с кола цепь.
Володя Яковлев кинул цепь в лодку. Крикнул:
— Никита, топи лодки! Те, что остались!
— Есть, сержант.
Что-то скрипнуло, хлюпнула вода.
— Всё, сержант.
Обеими руками, всей силой уперся Никита в корму. Рывок, рывок… Он оттолкнул лодку от берега, не отрывая от нее рук, побежал вслед и плюхнулся у правой уключины, у ног Дунаева. Володя Яковлев и Шишарев ухватились за левое весло.
— Пошли! — нетерпеливо бросил Семен.
Весла легли на воду.
Автоматчики теснили Вано.
От береговой кручи до воды метров пятьдесят. Пять бойцов, Вано шестой, вжались в песок, преграждая автоматчикам дорогу к переправе.
Вано уловил шорох, напряженно прислушался и выстрелил. Щелкнул затвором, потянул на себя, послал патрон, и палец снова лег на спусковой крючок. Патроны кончались. Стрелял только по целям, смутным в темноте.
В стороне усилился беспорядочный треск автоматов. Вано и те, пятеро, не откликались. «Пусть, сволочи, бьют, — успокаивал себя Вано. — Не отвечать же на каждую очередь. Зачем обнаруживать, где мы залегли, да? Пусть бьют… Будем знать, где они, сволочи, и откуда ждать огня, и куда, в случае чего, самим стрелять».
Стрельба стихала, совсем стихла, даже не верилось.
Неподалеку пересыпался песок, кто-то подкрадывался. Твердо ухнула винтовка Вано, и потому что это был одинокий выстрел, он казался особенно громким.
«Вот теперь самое отходить. Но как отойдешь, а приказ? Ничего, несколько минут мы еще выдержим, а там, может, и сигнал…» Несколько минут они выдержат. Что могут они еще сделать? Но это сделают. «Это мы сделаем — продержимся несколько минут. Нас шестеро…»
Опять немецкие автоматы. Совсем близко.
Пули врывались в песок сзади, у самых ног. «Конец, да?..» — угнетенно подумал Вано. И неистово, как никогда раньше, вспыхнуло в нем желание уцелеть, быть, остаться в жизни, горевать, мучиться, голодать, если придется, испытывать неурядицы, которые, он уже хорошо знал, несет с собой жизнь, воевать…
«Лезут… лезут…» Он выстрелил. Кажется, впустую — дрожала рука, все дрожало, и Вано понимал, почему впустую. «Трус, Вано! Сволочь ты, Вано!.. О чем думаешь?..»
Он сменил обойму, прижал щеку к неостывавшей, все еще теплой ложе винтовки. Удар. Толчок в плечо. Удар. Толчок в плечо. Толчок в плечо, толчок в плечо. Удар! С каждым выстрелом Вано все больше и больше охватывала злость, и чем больше злился, тем крепче прижимал приклад. Удар!.. Толчок такой сильный, будто выстрелил себе в плечо.
Автоматы продолжали бить.
— Алеша!
Молчание.
— Петя! Петя!
Молчание.
Только двое — они лежали ближе к откосу — глухо отозвались:
— Я!
— Я!..
Уже не шестеро их было, только трое, — он, Вано, и те, что ему откликнулись.
Вано подумал о последнем патроне. Последний патрон? Нет, в себя он стрелять не станет. Все патроны во фрица. Тем более последний. Никакого последнего… В руки немцам он не дастся… «Во ты нас получишь, фриц проклятый!.. Во!» — представил себе непристойный жест, который бы сделал, если б не лежал, а стоял и рука была свободной.
Грохот, словно за спиной провалилась земля. Он не ошибся?.. Грохот?.. Вано ничего уже не слышал, даже крика своего. А он кричал, захлебываясь от восторга.
— Всё, да? Переправа, слушай, накрылась! Немец не пройдет! Всё! Вай, Володя, вай, кацо!..
И тут же увидел: три красные ракеты — одна за другой — рванули темноту.
Грохот слишком сильный и совсем близко, чтоб недвижно улежать на месте. Рябов повернулся, глаза — туда, где раздался взрыв. Это, знал он, мост свалился в реку. Над головой вспыхнула красная ракета, и вторая, и третья. Рябов вздрогнул, словно повисший в небе красный свет был громче взрыва. Рябов почувствовал, как сильно начало биться сердце. Словно впервые увидел красные ракеты. Три красные ракеты… Он судорожно облизал губы.
Воздух стал темнеть и погас.
Рябов с трудом поднялся на колени.
— Пилипенко! — позвал, напрягаясь, и оттого сорвавшийся голос показался немного визгливым и неубедительным. — Пилипенко! Сигнал!.. Ракеты… Давай всех… кто тут… к берегу!..
— Понял, — спокойно откликнулась темнота. Рябов услышал быстрые шаги Пилипенко. И оттуда, куда тот отошел: — Хлопцы! Эй, слышьте? Жмите к реке.
Пилипенко вернулся к Рябову.
— Сержант, где вы тут? — не сразу нашел его во мраке.
Рябов ощутил на плечах широкую и сильную ладонь Пилипенко.
— Не встаете чего? А, сержант?
— Понимаешь, ранило меня, — смущенным шепотом пробормотал Рябов.