Но начинался лес гораздо ближе. На поляне, как стражи, стерегущие дорогу в лес, появились две березы, старые, высокие и толстые, с поникшими поредевшими вершинами, словно им давно надоело стоять вот так, в одиночестве. С нижних длинных ветвей на верхние, на самые макушки, перелетели три вороны, шумно хлопнув крыльями, недовольно и грозно картавя. Шагах в тридцати от тех двух берез, навстречу вышла еще одна береза, потом — несколько берез вперемежку с осинами. Потом пошли ели, становилось теснее. Лес, лес.
Тускнеющий свет иссякающего дня остался позади, там, на поляне, а здесь, в лесу, уже владычествовала ночь. Андрей забеспокоился.
— Подтягивайсь! Подтягивайсь! Держи на мой голос!
Подтягивались. Подходили к широкой сосне, у которой Андрей стоял. По походке, по голосам узнавал тех, кто подходил. Пилипенко? Он. Мерный перестук катившегося пулемета подсказал, что он. И сердитый голос Пилипенко: должно быть, наткнулся на кого-то.
— Смотришь, как баран в воду, трясця твоей матери!
И Сянский приближался — он откликнулся, защищаясь:
— Темнота чертова. Не видно, куда ногу ставить.
Андрей все время вслушивался: то ли показалось, то ли в самом деле улавливал отдаленный гул бивших орудий. В ту сторону, где слышалась артиллерия, и направилась «рама».
— Орудийная стрельба, точно, — подтвердил Семен. — Где-то там линия фронта.
— Где-то там, — задумчиво согласился Андрей. — Задача установить где, и как добраться туда. Вано! Саша!
В темноте два голоса одновременно:
— Да?
— Есть!
— Давайте, ну влево, что ли, поразведайте. Время — час; если понадобится — немного больше.
Вано и Саша вмиг исчезли.
— Пилипенко.
— Я!
— Передай пулемет Петрусю Бульбе. Бульба! Взять пулемет.
— Понял.
— Ты, Пилипенко, подайся вправо. Те пошли влево, тебе вправо. Ясно? С Сянским.
— Самое с ним в разведку, — беззлобно хмыкнул Пилипенко.
— Конечно, нет, — поддакнул Сянский, обрадованный, что Пилипенко не считает его подходящим для разведки. — Конечно…
— Исполнять!
Андрей почувствовал, в нем закипала ярость. На войне все, что есть в человеке, становится особенно заметным, ничто не в состоянии он утаить. Особенно проступает дрянь, если он подлец. «Сянский дрянь, определенно». А почему, собственно? — спохватился. — Почему?.. Он просто борется за свою жизнь, ничего другого у него нет, как у всех на войне. «Все равно, дрянь».
Андрей напряженно ожидал: что выведают разведчики?..
Пилипенко с Сянским возвратились скоро, через три четверти часа. В лесу, неподалеку, обнаружили хутор.
— В крайней хате огонек, прикрытый рядниной на окне, — сообщил Пилипенко.
— А-а, огонек, — подтвердил Сянский.
— Прислушались: голосов никаких, — додал Пилипенко. — Баба только чего-то торочит…
Подумав, Андрей сказал:
— Семен, жди Вано и Сашу. Может, и те вернутся с чем-нибудь. Я с Пилипенко пойду. Надо ориентироваться, если удастся. В случае опасности дам красный сигнал.
Ели, сдвинувшись, сплелись ветвями и стояли сплошной стеной, Андрей и Пилипенко продирались сквозь сбившийся лапник. Потом стена немного разомкнулась, и они увидели слабую искорку света. Пошли на искорку. Возле хаты убавили шаг. Вслушались. Тихо, так тихо, даже страшно стало.
Андрей не решался сразу входить в хату. «Обойдем хутор. Немцам, ясное дело, делать здесь нечего. Но, может быть, надумали переночевать, тоже рассчитывая на глухомань. Обойдем вокруг хат. Если немцы, чем-нибудь да выдадут себя…»
В хатах ни звука — в них продолжалась тишина леса. Вернулись к хате с искоркой в окне. Еще постояли. Андрей постучался. Никакого отзвука. Только огонек погас. Подождали. Андрей опять постучался. Он насторожился: за спиной, сбоку, шорох.
— Пилипенко, — шепотом позвал.
Пилипенко бесшумно отделился от Андрея.
— Лошадь хрумкает, — сказал, вернувшись. — В сарае.
Андрей настойчиво стучался в окно, в дверь. Ответа не было. «Не пуста же хата, свет-то горел…» Сильным ударом ноги растворил дверь.
Густо запахло хлебом и молоком.
— Есть кто? — бросил в теплую темноту комнаты, держа автомат наперевес.
— Есть, а как же! — хриплый голос, старавшийся звучать спокойно, безбоязненно.
— Что ж не открываете? Запор на двери плевый, дунь и — ладно.
— Запор плевый, — согласился хриплый голос. — Он и нужен плевый. Шо трапиться, дверь готова и — на волю. — Чиркнул спичкой. — Почекайте, лампу засветю.