Синие берега

— Когда? — переспросил усач, как бы припоминая. — Сапоги когда, га? А позавчера. А бой был вон где, — показал пальцем через голову Андрея. — А только там немцев уже нету. Мы, местные, знаем. Немцы в обход пошли. В обчем, лесом вам идти. До шоссейки. Шоссейка километров с пять от нашего хутора, лесом. Попадется вам домик дорожного мастера. Га? Домик, домик. Кирпичный. Мимо того домика и опять лесом, лесом. А кончится лес, почнется Холодный яр. Га? Ну поле, большое поле, как раз там и был тот бой. Ну сапоги где. По всему полю тому яр, ну балка, овраг ну, тоже величезный. Вам через яр, а там — через поле — и в лес по другой бок поля. Лучше держаться трошки наскосяк, ну на сторону, где солнце пойдет, как раз и выйдете на сторожку лесника. И опять держитесь на солнце, ну на восход, и мост вам случится, через речку. Речка глубокая. Не смотрите, что лесная. Переходите мост и по бережку, попадется вам водянка. Га? Ну мельница на воде. От нее, от водянки, поворачивайте на березняк. А там и соображайте, куда вам дале. Дале вроде и света конец, — усмехнулся. — Хуторянин наш видтиля вчера вернулся, красноармейцы, говорил, туда прямували. Ось и весь маршрут. Лучше всякой карты намалював, — довольно растопырил пальцы. Га?..

Помедлил с минуту, раздумчиво добавил:

— Майте на увази, по шоссейке туда-сюда на мотоциклах немцы шныряют, с такими большими на грудках железными бляхами. Шо це воно за таке?..

«Ага, — заметил Андрей про себя, — нагрудный знак, похожий на повернутый вниз металлический воротник: и полевая жандармерия появилась».

— Слухайте, як вас по имя-батькови, може, и возьмете по паре чобит? Сгодяться. Га? — Усач, весь в доброжелательной улыбке, привстал, готовый пойти в сени за сапогами.

— Не надо. — Андрей поднялся. Словно только сейчас заметил на усаче сухой пиджак, сухие брюки, и в ногах, подумал, конечно, сухо. Позавидовал даже, даже плечом повел, пошевелил пальцами в сапогах. — Так вот, «свой». Если следом за нами пошлешь, мы отобьемся. Нас много. А тебя, придем, и прикончим. Понял? — пристально смотрел он на усача. — Сейчас бы следовало прикончить. Да подождем, проверим, какой ты нам «свой».

— Шо це вы, товарищ командир! — Усач испуганно и огорченно развел руками. — Осподь с вами. Идти доносить на вас? То вам я дорогу рассказал. А другим — навищо?

— Закрывайся. И до утра никуда ни шагу.

— Никуда. Ни шагу, — закивал усач.

Андрей и Пилипенко вышли.

— Ай, смердюга, — зычно сплюнул Пилипенко. — Вон какое зелье росло на нашем поле!

Андрей не откликнулся.

3

Вано и Саша подтвердили: недалеко шоссе и у шоссе домик. Усач не обманул, со страху, наверное. Домик в четыре окна по фасаду, смогли рассмотреть Вано и Саша. Окна раскрыты, из них доносился храп. Вано и Саша слышали: храп. Человек пять-шесть спит. Немцы. Немцы, точно. Один выходил на крыльцо, помочился. Сонный, буркнул он что-то, по-немецки. Должно быть, часовому.

Значит, немцы, — размышлял Андрей. — Пусть их там не пять-шесть, а дважды столько — один на одном. Ночевка подразделения? Или какой-нибудь штаб?

Андрей ступал медленно, мысль о домике не оставляла его.

Шли молча, не видя друг друга. У ног возились еловые ветви, каждый слышал, что рядом есть кто-то свой, и это подбадривало.

— Семен.

— Да, Андрей?

Андрей молчал, додумывал, прикидывал.

— Домик дорожного мастера небольшой, раз четыре окна, так? Немного, считай, немцев прикроет.

— Понял тебя, Андрей.

Оба умолкли. Теперь оба додумывали то, что занимало их.

— Часового если б без шума убрать… — развивал Семен мысль Андрея.

— Постараться надо, — сказал Андрей как о чем-то уже решенном.

Решения еще не было. Напасть на домик — потерять время, а надо торопиться туда, где стреляли и, следовательно, шел бой и, значит, проходила линия фронта. Но там уже стихло.

— Постараться надо, — повторил Андрей тверже.

— И в порошок истолочь фрицев. Вот тебе и шанс получить карту, проговорил Семен. — Ту самую, которую спишь и видишь: карту противника с нанесенной на нее обстановкой. — По тону Андрей догадался, что тот улыбался.

Именно это имел в виду Андрей: вдруг в случае удачи нападения узнают расположение немцев и советских подразделений, а может быть, и частей, хотя бы в этом квадрате. Большего и не надо.

Остановились в полукилометре от шоссе.

— Пойду, разведаю, так? — сказал Семен. — Дело такое, что перепроверка не лишня.

Семен с Вано вышли к самому шоссе, залегли в кювет и всматривались, вслушивались — ни машины, ни пешего. Домик дорожного мастера смутно проступал из темноты.

У домика вспыхнул огонек, очень четкий в ночи. Семен проследил взглядом за огоньком. Наверное, часовой закурил. Так и есть: огонек то угасал, то снова вспыхивал. Потом часовой стал что-то насвистывать, должно быть, старался таким образом подавить страх.

— У немчика мандраж, да? — шепнул Вано Семену.

«Кто он, этот фриц? — подумалось Семену. — В самом деле, Фриц? Или Ганс? Или Отто? И откуда ждет он письма, из Баварии, из Саксонии? Письма он уже не дождется. На войне такое неизбежно: кто-то кого-то должен прикончить…»