Синие берега

Андрей увидел: все бежали к лесу. Бежала Мария. И Полянцев, держась за руку Вано, за руку Шишарева, бежал. И Данила бежал, припадая набок. И Пилипенко, пригибаясь, бежал и тащил за собой пулемет. Бежали, чуть откинув назад голову, выбрасывая ноги вперед, словно что-то мешало держать тело прямо, словно вот-вот шлепнутся ничком на землю. Бежали, изогнувшись, будто подкрадывались к чему-то. Бежали, покачиваясь из стороны в сторону. Бежали, подпрыгивая, точно кто-то колотил по ногам. Бежали, протянув перед собой автоматы, винтовки, словно ловили их на лету. Бежали, придавленные вещевыми мешками на спине, едва удерживая цинки в напряженных руках.

Андрей повернул голову: машина неслась вперед, вслед ей рвались мотоциклы. На мгновенье вспомнилось ему, что глаза Рябова перед тем, как он двинулся дальше, поголубели. Глаза у Рябова темные, это он знал, определенно темные, и вдруг поголубели. Может, оттого, что, Малинки возникли перед ним?..

Андрей подумал об этом, когда уже подбегал к лесу и услышал взрыв подорвавшейся машины и увидел дым на шоссе.

Глава пятнадцатая

1

И никакой это не лес, черт возьми! Неглубокая роща. Со всех сторон, шагов сто, двести и — опушка. «Вот где накроют нас… В покое не оставят, — размышлял Андрей. — Нет, не отвяжутся…» Не все мотоциклы погнались за машиной, за Рябовым.

Сквозь опушку виднелось поле. И несколько селений, недалеко друг от друга. Что там, в этих селениях?

На этот раз в разведку идти Марии, кроме сапог, ничего на ней военного. А сапоги — что! Могла и по дороге подобрать — убитых много.

— Как, Мария? — спросил Андрей. Глаза его выражали одновременно тревогу и уверенность, что все обойдется. — Как, Мария?..

— А как? Пойду, и все.

— Оборвалась ты с нами подходяще, — попробовал Семен пошутить. Беженка, точно.

— Я и есть беженка.

Мария незаметно отделилась от рощи и пошла по направлению к ближней деревне.

Страха она не испытывала, и это удивило ее. Только беспокойство не покидало ни на минуту: справится? «Не справлюсь, в чем-нибудь оплошаю, и все погибнут…» И чтоб придать себе бодрости, ни о чем другом не думала, лишь повторяла: «Справлюсь. Справлюсь. Справлюсь. Обязательно справлюсь. А почему б не справиться?» Она хотела глотнуть воздуха, но поперхнулась и зашлась кашлем. Остановилась, пока кашель уймется. И увидела невдалеке большак. Осмотрелась: большак вел в ту деревню, куда Мария направилась.

Никакой взволнованности, никакой встревоженности лицо ее не должно выражать. Обыкновенная усталость путницы, и все. И спешить зачем? Убавить шаг, торопливость ни к чему. Спокойней, спокойней… Вот так, еще спокойней. Сколько помнит себя, лет с четырех помнит себя, она любила смотреть в небо, и это унимало слезы, если плакала, сглаживало тревогу, если была озабочена, глаза всегда тянулись вверх.

Она посмотрела в небо, такого неба еще не видела в своей жизни, небо никогда еще не было таким светлым, голубым, чистым таким, высоким, будто поднялось выше возможного, и в самом деле совсем успокоилась. Она подходила к деревне.

У околицы, на взгорье, в саду, высилось двухэтажное кирпичное здание. Похоже на школу. Так и есть. На фронтоне красной кирпичной крошкой выложено: школа. Подошла ближе. На дверях надпись и по-немецки: школа. Сунулась в калитку. Никого. Поднялась по широким каменным ступеням. Никого. Постучалась в дверь. Никакого отклика. Снова постучалась. Никого. «Пойду дальше, — подумала. — Загляну в ближайший дом, попробую что-нибудь вызнать».

Спускалась вниз. Третья ступень. Остались еще две. Услышала за спиной немолодой скрипучий голос:

— Вы ко мне?

Быстро обернулась. В дверях стоял высокий, худой мужчина: седая голова, очки, серый холщовый костюм.

— Знаете… — растерялась Мария. Снова поднялась.

— Нет, не знаю, — сдержанно сказал мужчина, поправил очки. Он внимательно рассматривал ее, ждал, что скажет дальше.

— Попить, — не нашлась Мария. — Пить очень хочется.

В уголке рта мужчины чуть обозначилась и не раскрылась усмешка. Словно уличенная в чем-то, Мария опустила голову.

— Из-за кружки воды свернули с улицы? — Он явно насторожился. Пожалуйста, заходите. Вода покамест есть.

«С чего начать? Как сказать? Этому меня не научили ни Андрей, ни Семен. — Сердце билось часто-часто. — И сразу чепуху сморозила: попить… Человек понял же, что чепуха. Девчонка еще. Совсем девчонка!» — ненавидела себя.

Они шли по пустынному гулкому коридору.

Коридор показался длинным, очень длинным. На стенах, под запыленными стеклами, висели гербарии, красовались газеты: «Наша школа», «Наш класс», кумачовое полотнище, на котором белыми буквами: «В добрый путь жизни, дорогие выпускники!» Мария шла, едва переступая. Неужели всего три месяца назад сидела она за партой, заглядывала в учебник и готовилась в этот самый «добрый путь»? Слезы душили ее, она заплакала б, если б мужчина снова не заговорил:

— Моя комната. — Он остановился у полуоткрытой двери. — Заходите.

Она вошла, взволнованная, растерянная.