В пустынном помещении слышно было, как там, в конце коридора, хлопнула дверь. Показалось, слишком гулко, хотя деликатный Роман Харитонович, наверное, тихо ее прикрыл. Потом застучало часто, знакомо. Автоматные очереди? — вскинул Андрей голову, напряженно прислушался. Точно, снаружи раздались автоматные очереди. Он увидел в окне: к главному входу, из сада, отстреливаясь, бежали Вано и Саша.
— В ружье! — что было силы крикнул Андрей. Затормошил Пилипенко, толкнул Валерика, Тишку-мокрые-штапы.
В два прыжка выскочил в коридор.
Роман Харитонович уже запирал дверь главного входа. Руки тряслись, и он не мог вставить ключ в замочную скважину. Наконец ключ повернулся, замок щелкнул. А Вано стоял у двери и возбужденно оглядывался, словно не верил, что он уже в помещении.
— Немцы… слушай… товарищ лейтенант!.. — с усилием переводил он дыхание. — Вовремя заметил и дал очередь. Залегли у деревьев.
— Много их, товарищ лейтенант. — Саша тоже трудно ловил раскрытым ртом воздух. — Снизу, из-под горы, лезут, — устремил он на Андрея недоуменные, спрашивающие глаза.
— Нас обкладывают, — сказал Андрей громко. Сказал, насколько удалось, спокойно. Ни одного постороннего жеста, ни одного торопливого движения.
На его лбу выступила испарина, он поднял руку, чтоб вытереть лоб, раздался выстрел, и он забыл о своем намерении.
В замешательстве смотрели на него бойцы, надеялись, что и на этот раз командир роты найдет выход из положения.
По лестнице сбегал Семен. Его мертвенно-бледное, напряженное лицо с остро выдавшимися скулами казалось неподвижным, словно он уже видел, чем все это кончится.
— Я нужен тебе здесь?
— Вернись наверх! Тоже держи, с отделенным, главный вход! Постой. Возьми Полянцева. Пристрой там где-нибудь в затишке.
Поддерживая Полянцева, Семен поднимался по лестнице.
Быстрым взглядом окидывал Андрей все вокруг.
— Сянский! И Мария… Наваливайте парты у дверей, — показал на парты, стоявшие в коридоре. — Побольше, повыше. Скорее!
— Я с ними. Парты… — направился Роман Харитонович к партам.
Петрусь Бульба с автоматом наперевес уже затаился у главного входа, как и определил Андрей, когда осматривал школу.
— Вано! Вместе с Петрусем отбивай попытки завладеть входом! Наблюдение вести в окна! Ты — в правое, Петрусь — в левое! Самое опасное для нас место. Поняли?
В конце коридора у круглого торцового окна увидел Андрей Данилу. Повернул голову в другой конец: и Шишарев на месте. Правильно. Как и надо.
— Саша! Вот эти окна смотри! В продольной стене. Гранаты!
— Есть! — «Да, да. Гранаты. Вот эти окна. Очень толково. Ай, лейтенант. Ничего у немцев не получится», — с облегчением подумал Саша, и не сомневался, что именно это — гранаты, которые должен будет швырнуть в окна, и выручат.
Все заняли свои позиции. Ждали. Чего ждали? Этого никто не мог сказать. Выстрелов, конечно.
— Товарищ лейтенант!
Андрей взглядом искал, кто его окликнул. Не находил. Показалось? Или кто-то не выдержал ожидания?
— Гитлеровцы не должны пройти! — выкрикнул Андрей: — Выстоим! Поднятая ладонь с растопыренными пальцами: спокойно! Он сжал кулаки, от них исходила сила и беспощадность тоже. В тоне, в движениях Андрея властность, даже жестокость.
Немцы ударили из автоматов. На этот раз со стороны подсобных строений на заднем дворе. В окна. Осколки стекол рассыпались по полу. Потом снова ударили из сада.
— Давай! Давай! Давай! Давай! — Вано это. Себя подстегивал? Петруся Бульбу? — Давай! Давай!
Автоматы Вано и Петруся Бульбы гулко стучали.
— Ну и стреляешь! Криво! Как вол ссыт… — Голос Данилы оттуда, от торца. Потом: — Сашко! Ну, видишь, вон там, смотри. Один. Крадется. Достанешь винтовкой?
— Не достану. Прикрылся.
— А ты еще попробуй.
— Попробовать можно, но не достану. Прикрылся.
— Тогда и не пробуй, раз не достанешь.
— Попробую все ж…
— Ну, пробуй. Только достань.
Два винтовочных выстрела.
— Эх! — возглас Данилы.
Достал Саша или не достал? — не понял Андрей.
Автоматы снаружи били по фасаду с правой стороны. Андрей кинулся в класс, седьмой «Б». Сердце колотилось. Сильно. Сильно. Он почувствовал, что утрачивает спокойствие. До чего холоден пол, ощутили ноги, и вспомнил, что не успел натянуть сапоги. Сапоги стояли у парты. Острый свист пуль заставил его пригнуться. Пули ударялись над ним, в стену. На голову потекли тонкие струйки известки. Известковая пыль попала в глаза, и он протирал их кулаком. «Ладно! Не до сапог…»
Над самым окном повисло облако, и воздух в классе посинел. Лицо Пилипенко, припавшего к пулемету, стало тоже темным. Он посмотрел на Андрея: пора? Пора! Пора! — говорил его горячечный взгляд.
Но автоматы в саду смолкли. Враз. Из-за яблонь раздался голос:
— Граждане! Граждане! Внимание! — Странно было услышать оттуда, откуда стреляли немцы, русский голос, это казалось невозможным. Но это был отчетливый русский голос. — Не проливайте своей крови! — убеждал он. — И нашей… Мы — соотечественники. Вы в кольце. Сопротивление бессмысленно. Германцы великодушны. Выходите. Сдавайте оружие. И для вас война кончится. Отвечайте!..