Синие берега

Мост уже близко. Семен тоже успеет. Но где танки? Все молчит. Тихо так, что страшно даже. Где танки? Вот теперь бы ракету. Чтоб увидеть, засечь. Семен вытащил карманный фонарик. «Будь что будет…» И, словно серебряная монетка, брошенная в темную пустоту, мигнул короткий свет. Семен кинул взгляд вправо-влево: два танка не дошли до моста, стояли. Ждали чего-то? Опасались, что переправа заминирована? Один танк пустил пулеметную очередь. Заметил, наверное, что мелькнул огонек. «Ладно. Ладно. С другой стороны подкрадывается отделенный. Ему уже не нужна ракета. И фонарик не нужен. Пулеметная строчка показала, где танки. Ударит в танк, отвлечет внимание танкистов, тогда швырнем и мы гранаты, обе. Ну где же ты, отделенный? Где?..»

7

Связь с Рябовым оборвалась. С Вано тоже. Кирюшкин вызывал, вызывал то одного, то другого: трубка молчала. От Рябова, от Вано сюда доносилась напряженная пальба пулеметов, автоматов, винтовок. Все там, ни на миг не ослабевая, бешено колотилось. Слишком много выстрелов, гораздо больше, чем может человек воспринять. «Никто не поверит, если рассказать об этом так, как есть…» — покачал Андрей головой. Тридцать минут длится атака немцев. А кажется — год, всю жизнь… Андрей ощутил усмешку на губах: столько азарта понадобилось немцам, столько риска и отваги столько, и все это, чтоб одолеть одну неполную роту, защищающую полоску в полторы тысячи метров…

Пронизывающий свет ракеты то и дело разрывал тугую темноту ночи, и на минуту-полторы ночь превращалась в ослепительный день, открывая прилипшие к небу холодные облака, и тогда перестук огня становился еще явственней, еще ошеломительней. Только к Володе Яковлеву еще шел живой провод: взводный доложил — на шоссе, за поворотом неладно…

Андрей послал Валерика к Рябову, Кирюшкина — к Вано. Что — у них? На войне нет ничего хуже неизвестности. Вернулся Валерик: в первом взводе никого, ни Рябова, ни Писарева, и Антонова нет, один боец, убитый, склонился над ящиком из-под патронов, на котором стоял телефонный аппарат с оторванной трубкой, трубка с куском шнура лежала на полу, видно, срезало осколком. Валерик подумал было, что боец спал, толкнул в плечо, и тот свалился.

— Все, Валерик?

— Ага. Все.

Вернулся Кирюшкин: немцы прорвались к берегу, они уже на берегу, и взвод Вано — несколько оставшихся бойцов — сдерживает их, не пускает в сторону переправы, сообщил совершенно перепуганный Кирюшкин. Он и говорил с придыханием, будто все еще находился возле Вано и слышал, как хлопали выстрелы, видел, как вспыхивали ракеты, открывая немцам его, Кирюшкина.

Андрей полон смятения и беспокойства. Противник прорвется, это ясно, и тут ничего не поделать. Только бы до срока, до двух тридцати задержать его, чтоб не захватил мост! Не верилось, что минуты эти, если выживет, станут когда-нибудь далекими, казалось, они будут всегда рядом — страшные, чудовищные, и никакого от них спасения!

Он почувствовал головокружение: вот-вот свалится. Перед глазами круги — красные, оранжевые, желтые, черные, все вокруг кружилось и его кружило, было такое чувство, что голова вертится, как колесо. И от озноба зуб на зуб не попадал. Проклятое головокружение, теперь оно всегда возникает в самое неподходящее время! Он стал растирать лоб, потом затылок — не проходило. И он уткнулся головой в холодную стену траншеи.

Он трудно вдохнул воздух. Еще раз, глубже.

Стрельба приблизилась к командному пункту роты. Пули с ноющим свистом рвали бруствер. Что-то обжигающе чиркнуло в плечо. Андрей коротко и сдержанно застонал. Он схватился за плечо и ощутил, что кровь выбивалась наружу. И сразу забыл об этом. Весь он был захвачен боем, терзающим чувством ответственности за то, что обязана рота сделать в оставшиеся минуты, ничто другое сознание не воспринимало.

— Эх!!. - застонал громче.

— Вы ранены, товарищ лейтенант? — встревоженно произнесла Мария. Она тронула Андрея за руку.

Он не ответил. Все время находилась Мария возле него, но он не замечал ее присутствия, он ничего не замечал, кроме того, что было связано с боем.

Ее разговор с Андреем в блиндаже все поставил на свое место, и она старалась не напоминать о себе. В конце концов, вынужденное пребывание в роте дело временное, и она надеялась, что вскоре освободится от Андрея.

— Вы ранены, — сказала Мария тверже. — Сделаю перевязку, слышите? — В голосе уверенность в своем праве требовать сейчас подчинения. — Садитесь.

— Да отвяжись ты! — раздраженно выкрикнул Андрей. — И какого черта высунулась из блиндажа?

— Лейтенант, я выполняю ваше приказание — быть санитаркой, — как могла спокойно сказала Мария.

— Перевязывай…

Быстро наматывала Мария бинт: плечо, подмышка, плечо, подмышка, плечо. Ладонь ее стала влажной от крови, проступавшей сквозь бинт. Еще раз: плечо, подмышка… «Все-таки бинт. Все-таки остановит кровь».

— Уже? — бросил Андрей нетерпеливо.

— Уже.

Андрей и не слышал ее.

Бинт стягивал плечо, и это сердило Андрея. Хотел рывком освободиться от бинта, уж было размахнулся рукой — в сторону, но тотчас забыл об этом желании.