Синие берега

Опираясь на локоть, приподнял голову, медленно отвел в сторону руку для броска. Он вкладывал в эти движения всю оставшуюся силу. И швырнул гранату.

Над миром, озарив все небо, всю землю, все на свете, пронеслась громкая, яростная вспышка. Это еще успело схватить, как последнюю радость, меркнувшее сознание Тимофеева.

5

Немцы вынырнули из темноты и выгнувшейся цепью тронулись в направлении, которое прикрывал Данила. Он отчетливо разглядел их. Справа от двигавшейся цепи немцев горел танк, раз за разом раздавались взрывы. «В танке, видно, все как следует — полный комплект боеприпасов, — насмешливо подумал Данила. — И рвутся!» Слева тоже горел танк. Огонь тяжелыми красными клубами валил вверх, в стороны, и оттого все, и воздух, и небо, облака в небе, и деревья, трава, песок, стлавшийся до бруствера окопа, приняли красный цвет, и бегущие фигурки немецких солдат казались красными.

Данила бил из пулемета, бил длинными очередями, длинными очередями…

Фигурки вырастали, становились выше, темнели, потому что пламя горевших танков было уже позади них. Фигурки бежали прямо на Данилу, припадали к земле, снова бежали. Данила еще раз нажал на гашетку. Получилась короткая очередь. И пулемет умолк.

— Ленту! Ляхов, ленту!.. Ленту!..

Данила вставил в пулемет новую ленту, положил палец на гашетку. Гашетка легко подалась, и — длинная-длинная очередь.

— Рус! Коншай дело! Дело твой пльох! Коншай!.. — гортанный голос откуда-то снизу, тот, кто выкрикивал это, должно быть, лежал.

— От, курвы! Прижал их к земле, и мне же кричат, что дело мое плохо. От, курвы!.. — давил Данила на гашетку.

— Рус…

— А хрена лысого не видел? — огрызнулся Данила. — Ленту, Ляхов! Ленту!..

— Данила, не шебутись, — просительно сказал Ляхов. — Бей короче. Ленты кончаются.

— Чего? — озадаченно взглянул Данила на Ляхова. — Как так? — И тут же забыл, о чем сказал Ляхов.

Данила втолкнул ленту в приемник и опять без удержу пускал очередь за очередью.

— Ленту-у!.. Слышь?..

— Последняя была, Данила…

— Чего ты мелешь?

— Последняя…

— Последняя?..

Данила поразился, словно этого быть не могло, он постигал смысл того, что говорил Ляхов. Сейчас, когда немцы подошли так близко к окопу, последняя лента? «Ах, дурень старый! Дурень… Конечно же и ленты имеют счет». Разве можно было палить, ни о чем не думая? «Что ж ты наделал, Данила? Пропадать теперь…» — почти простонал он от жалости к себе, к Ляхову. Он отер пот со лба, хотя было совсем не жарко. Из-за спины ночной ветер нес речную прохладу и шевелил над окопом песок.

Данила вспомнил, утром положил в карман несколько патронов.

— Вытаскивай из карманов, — решительно произнес, словно был уверен, что у Ляхова в самом деле карманы полны патронов. — Есть у тебя? Все до одного, вытаскивай. — И бережно, как крошки махорки или хлеба, вытащил из карманов патроны. — Возьми вот, пять штук, еще два, и вот еще. Набивай ленту. Еще вот четыре. На одну очередь, на какую-нибудь совсем короткую, выйдет. Быстрей, Ляхов!..

Немцы, прижатые пулеметом Данилы к земле, лежали, пуская нечастые автоматные строчки. «Не знают, что у меня последняя лента, неполная лента, — тяжело подумал Данила. — И эта неполная должна сдержать их атаку. Немцы не знают этого и потому не поднимаются. И мы спасены… Еще на минуту…»

«Тра-та-та-та…» — пулемет Данилы.

Танк с ходу ударил из пушки. И тотчас пулемет как бы подпрыгнул и повалился набок, ствол погнут, кожух смят. Пушка ударила еще раз, снаряд разорвался недалеко от окопа. Вместе с осколками посыпались сшибленные с деревьев ветки.

— Ну, Ляхов, накрылись мы…

В свете ракеты Данила увидел, что у Ляхова из-под каски стекали на щеки темные полоски. Тот сдвинул каску на затылок, словно уже не была нужна, даже мешала. А дождь осколков падал и падал.

— Ляхов! Ляхов!

Данила встревоженно склонился над ним. Убит? Ранен. Но как и чем помочь ему? Данила растерян, он подхватил Ляхова под мышки, но что дальше делать, не знал. Он забыл о себе, забыл, что сам без каски — пилотка на голове. Помочь раненому Ляхову! Два-три часа назад Данила не знал о его существовании, не думал, что тот есть на свете. Опасность, грозящая жизни, объединяет людей, особенно если они солдаты.

Кто-то подползал к окопу, услышал Данила и опустил Ляхова на землю приготовился вцепиться в горло тому, кто подползал.

— Дядь-Данила… Я…

Данила обрадованно вздохнул: Сашко!

— Пулемет замолчал чего? — Саша ввалился в окоп. — Лейтенант беспокоится.

— Пулемет дал дуба…

— Ага, — понял Саша. — Принес гранаты. Те… Наши…

— Сашко! Гранаты? — обрадованно. — Ну и Сашко!..

Несколько немцев уже поднялись в рост и перебежками бросились на утихший окоп.

Данила хотел выпрямиться и метнуть гранату в набегавших немцев, но что-то кольнуло в ногу. Он провел рукой по ноге. Нигде ничего. «Этого еще не хватало! Ну-ка вперед… — приказывал ноге, и нога подчинялась: ступала, ступала. Все-таки было больно. — А немцы ж, вот они!.. — обдало его жаром. — Вот они!..»

— Сашко! Не теряйся, Сашко!..

Саша приподнял плечо, отвел в сторону руку, размахнулся и бросил гранату перед собой.

6