Синие дали

От этих ударов на столе у Быкова тонко позвякивали расставленные для зарядки латунные гильзы, в углу прихожей встряхивал хвостом вислоухий крапчатый сеттер Нептун и вздрагивала, сидя в кресле с вязанием в руках, жена Быкова Пелагея.

— Господи! — шептала она. — Когда же наступит покой? У людей в воскресенье тишина, отдых, а у нас целый день, как в кузнице, только и слышно: бух! бух!

Быков, маленький, плотный, очень подвижный человек, виновато улыбнулся и обнадеживающе проговорил:

— Потерпи, Палашенька, еще немного. Скоро не только шуму какого, шороху не услышишь. Я против этого домино такое средство сообразил, что он и думать о нем забудет. Помяни мое слово.

Пелагея Ниловна набожно перекрестилась:

— Помоги, владычица!

Быков засыпал в патроны дробь, забил пыжи и, снарядив патронташ, с любовью осмотрел дело рук своих. Гильзы, радуя глаз, выглядывали из сотов ровными блестящими закраинами.

— Ну, кажется, все, — облегченно вздохнул Быков. — Давай, Палашенька, собирай на стол. Начинаю действовать. Ты нам на закуску вчерашних чирков принеси. Да не забудь, когда начнем расходиться, парочку жареных бекасов этому идолу в карман сунуть. Пусть дичь попробует дома! — и Быков кивнул на стенку, из-за которой доносился веселый шум играющих.

Пока Пелагея Ниловна накрывала на стол, расставляя на нем тарелки и графинчики, Быков сходил за гостем и скоро привел под руку высокого, тощего, чем-то очень напоминающего колодезный журавль, мужчину. Это был сосед Быковых — Журиков — завзятый любитель домино, человек компанейский и покладистый. Иван Семенович заботливо усадил гостя за стол, придвигая к нему большое блюдо с жареной дичью.

— Вот так-то, сосед, и поживаем, — сладко приговаривал он, разливая вино по рюмкам. — Работаем, можно сказать, рука об руку, а навещаем друг друга раз в год. Анекдот!

Журиков покорно кивнул головой:

— Времени нет, Иван Семенович. Текучка заедает. Живем скучно.

— Куда уж скучней! Да ты закусывай плотнее! Жареный чирок первейшее, братец, блюдо. Специально вчера настрелял для тебя. Делов, действительно, у каждого полный рот, свободного времени кот наплакал. А разве мы умеем это время проводить с пользой? Умеем?

Гость смущенно улыбнулся.

— Да как сказать: газетку почитаешь, разок-другой забьешь в домино и на бок!

— Вот-вот! В домино! — оживился Быков. — На заводе день-деньской дым нюхаешь и домой придешь — отдыха нет. Компания соберется. Загалдят! Накурят! В комнате хоть топор вешай.

— Что же поделать-то, Иван Семенович, — взмолился гость, — известно! Не в столицах живем. Глухомань кругом, лес. Единственное развлечение — с приятелями посидеть.

— А ты сиди, да с пользой! Здоровьишко береги! — наседал Быков. — Развлекайся и отдыхай. Я тебе вот что скажу: пойдем-ка со мной на охоту! По чистому воздуху погуляешь, надышишься! Красивостей насмотришься, подстрелишь какую-нибудь дичину. Идем?

Журиков от удивления широко раскрыл глаза. Было видно, что самому ему такая мысль едва ли пришла бы в голову.

— На охоту? — нерешительно переспросил он. — Да что ты, Иван Семенович! Бог с тобой! Отродясь я этим делом не занимался. Я и стрелять-то не умею…

— Научишься! Экий ты, право, чудак! Дело нехитрое: раз-другой промажешь. А потом пойдет! И всего! Да что тут толковать? Беру над тобою шефство! — решительно объявил вдруг Быков. — И не отказывайся. И не отговаривайся. Я для тебя и ружье приготовил! И патроны снарядил, и амуницию, какую надо, подобрал, — и Быков, не давая Журикову опомниться, снял со стены ружье. — Вот полюбуйся! Разок постреляешь — по гроб жизни благодарить будешь. Не ружье, а мечта! Получай!

Темно-синие стволы, поблескивая неярким матовым светом, описав в воздухе дугу, мягко легли Журикову в руки. Журиков растерянно заморгал и крепко обхватил ружье руками. Ладони ощутили приятный холод металла, в глазах проснулось живое любопытство. Он наклонился, внимательно разглядывая резные замки, до блеска отполированное ложе, насечку на прицельной планке с крохотной золотистой мушкой на конце, и невольно протянул:

— Интересная штука!

Быков, ожидая восторгов и похвал, скривил гримасу:

— Ну ты уж тоже скажешь! Какая же это штука! Это, брат, ружье самого высокого разбора! А ты «штука»! Прикинь-ка на руке, вес-то какой! Чувствуешь? Что твоя царь-пушка. А чеки? Ты чеки посмотри!

— Очень красивые, — послушно согласился Журиков, пристально разглядывая узор орехового приклада.

Быков охнул и чуть было не схватился за голову. «Каналья! Ну ничегошеньки не соображает! Куда смотришь?» — вертелось у него на языке, но он взял себя в руки и продолжал:

— А вот и патроны! И ягдташ! И сапоги! Ну так как, идем завтра?

Вопрос, поставленный с прямотой штыкового удара, обезоружил Журикова окончательно.

— Выходит, надо идти! — вздохнул он и осторожно вернул ружье в руки хозяина.

Быков торжествующе посмотрел на соседа.