Синие дожди

Т е р е н т ь е в (рывком поднимается на ноги). Не верю я в ваш мир и согласие! Не верю!.. (Весь он в этот миг — сгусток человеконенавистничества и злобы.) Единение друзей и братьев!.. До первого переката все это! Слышите? До первого! Настанет час, и… (указывая на Филиппа) вот этот друг и брат так вас зажмет, таким взнуздывателем себя покажет, что и пикнуть никто не посмеет! (Мишке.) Ты за кусок хлеба отца с матерью продашь! (Игнату.) А ты, праведник, дай тебе волю, всех бы в монастырь загнал, псалмы петь, а заодно и славу тебе денно и нощно!

И г н а т (спокойно). А что бы сделал ты?

Терентьев жадно глотает воздух и не находит слов для ответа.

Н е л л и. Мразь… Какая мразь… (В голосе ее зазвучали слезы.)

Г р а н я. Были уже те перекаты, Терентьев. Были. И жизнь не повернулась вспять.

В а л е р и й. Потому мы и все вместе, чтоб пророчества твои не сбылись.

И г н а т (Мишке). Понял, почему он тебя из всех облюбовал?

М и ш к а. Понял.

И г н а т (протягивает ему гимнастерку). Как святыню прими и береги. И тех, кто на перекатах за тебя лег…

Мишка не решается взять.

Бери. И всей жизнью оправдай.

Мишка зажал гимнастерку в кулаке и глядит на Терентьева в упор.

М и ш к а. Мы с тобой еще встретимся. И не раз. И ты бойся этой встречи. Запомнил я тебя накрепко.

Н е л л и (вдруг). Море!.. Глядите, море!

Г р а н я. И правда… Берега-то как расходятся…

Безграничная синяя даль открывается перед глазами.

М и ш к а. Море…

И г н а т (точно выдохнул). Мо-ре…

Положив друг другу на плечи руки, смотрят вперед.

К о н е ц

ГЛУХОЙ Пьеса в двух актах, десяти картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

К и р и л л  П е т р о в и ч  М у р а ш о в.

Ф е д о р, его старший сын.

А л и с а, его жена.

Е в г е н и я, дочь Кирилла Петровича.

А л е к с а н д р  Л о п а т о в, ее муж.

С е р г е й, младший сын Кирилла Петровича.

З о я  С а в е л ь е в а.

Время действия — начало семидесятых годов.

АКТ ПЕРВЫЙ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Квартира в одном из старых московских домов. Гостиная. Из нее двери — в комнаты, на кухню и в прихожую. В обстановке нет ничего такого, на чем следовало бы сделать акцент. Обычная мебель — тахта, кресла, журнальный столик. Тут же — телевизор и пианино.

Июньский вечер. Окна распахнуты. Небо в оранжевом мареве. Поблизости видны здания Нового Арбата.

В гостиной — К и р и л л  П е т р о в и ч, грузноватый седой старик с высокими залысинами на лбу. Он сидит в кресле и устраняет какую-то неисправность в слуховом аппарате. Вставил в ухо — весь внимание. Подошел к окну, слушает улицу. Ударяет ногтем по стеклу — раз за разом все сильнее. Включил радио. Выводит громкость до предела. Сердито выдернул слуховой аппарат и возвращается в кресло. Разворачивает газету. С улицы входят  С е р г е й  и  З о я. Оба с папками. Оживленные.

С е р г е й. Заходи, Зайка. Смелее… Ай да париловка сегодня! Сейчас бы в Химки. Не говорю уж о Черном море.

З о я (заметила сидящего в кресле человека)

. Здравствуйте.

Кирилл Петрович никак не реагирует на их приход.

(Недоуменно глянула на Сергея.) Здравствуйте.

С е р г е й. Не старайся. У отца плохо со слухом. А точнее — совсем не слышит. (Наклонился и чмокнул Зою в щеку.)

З о я. Не слышит — это еще не значит, что не видит.

С е р г е й. Ну, это уже частности.

З о я. А когда с ним произошло такое?

С е р г е й. Началось-то давно. С контузии. Потом разные неприятности. То прижимало, то отпускало. А тут — как отрезало! Работу пришлось оставить.

Проходят вперед.

Вот и я. (Трогает отца за плечо.) Еще один экзамен свалил с могучих плеч!