Синие горы

В деревне Мишку любили все, зная его характер. Больно уж он был жалостливый и беззлобный. Только вот беда, с малолетства с ним приключившая хвороба какая-то подпортила ему лицо: при улыбке сразу виден был явный перекос губ. Правда, владение отцовской гармошкой начисто затмевало этот физический недостаток, но Мишка всё равно его стыдился и старался не улыбаться при посторонних. А при любом удобном случае просто разворачивал свою любимую гармонь и улыбался, улыбался, сколько душеньке угодно, наклонив вихрастую голову к мехам, вроде как их прослушивая по-докторски.

Но тут-то гармони не было! Он отворачивался к окну, старательно разглядывая мелькающие перелески, крошечные домики в лесу, мосты и реки, и скромно прихлёбывал чай из стакана с подстаканником. Семейство тоже продолжило завтрак и Лиза нет-нет, да и двигала к нему то кусочек ватрушки, то хлеб и сыр, угощая.

— Спасибо, я пока не проголодался, — мямлил он, боясь даже представить, как Лизины пальчики коснутся его корявой руки.

За лето на сенокосе он обзавелся целым панцирем из мозолей и шрамов и старательно прятал руки под столешницу и краснел от очередного приглашения угоститься.

— Лизка! Ты совсем мальчишку запугала. Не лезь к нему. Видишь, раскраснелся, как мак за поленницей, — рассмеялась Анна Ивановна. — Иди вон в коридор, а ты, Иван, спускайся да тоже пей. А то так целый день просидим, а парню расположиться надо.

— Нет, нет. Я пока тоже постою. Кушайте, пожалуйста. — Мишка выскочил к тамбуру и остановился у окошка, перевести дух.

Но Лиза и не подумала дать ему передышку. Подойдя, стала рядышком, так же, как и он, взялась за поручни у окна. Стоя рядом, покачивалась и тоже разглядывала убегающие рощицы и щётки елей, подпиравших небо. В светло-коричневом лёгком платьице, в лёгких тапочках на босу ногу, с загорелыми тоненькими ножками она походила на изящную косулю. Точно! Видел их Миха в лесу летом, порой прямо на прокосы, а то и вовсе к табору выбегали. Солнцем шёрстка подсветится и стоит она, изящная и трепетная, как струнка звонкая. Кажется, тронь её, зазвенит и взмоет вверх.

Стоя сейчас рядом с Лизой, он, как там, на прокосах, вздохнуть боялся, чтобы не спугнуть эту замершую рядом с ним красоту. Дышал тихонько, глаза поднять боялся и видел только её загорелую руку, которая параллельно его руке держала поручень. — Ладно, ты извини нас… Соседи у тебя шумные, — начала первой говорить Лиза. — Извини, что покушать толком тебе не дали.

— Нет, нет. Нормально. Я попил чаю, да и ладно пока. Я ж не работал, — улыбнулся он и повернул к ней голову.

— Давай, ты пока стесняешься, на завтраке, а обедать будешь по-человечески, ладно? — Лиза ободряюще взглянула на него и тут только заметила его недостаток. Забывшись, он улыбнулся открыто, как дома, не прячась, и изъян был особо заметен.

Тут только до неё и дошло, от чего был так стеснителен этот парень за столом и отчего так старательно разглядывал пейзажи. Он просто панически боялся её реакции.

— А ты не стесняйся, — по-простому сказала она, сама от себя этого не ожидая. — У тебя такая добрая улыбка и куда она завалилась — вправо или влево — не так и важно, — и сама так улыбнулась ему, что самые сумрачные уголки плацкарта, казалось, осветило само солнышко.

— Да я… — Мишка аж задохнулся.

— А глаза у тебя красивые, как у артиста итальянского.

Мишка опустил глаза. Честно говоря, и глаз своих он тоже стеснялся. У всех парней глаза, как глаза, суровые. А у него такие ресницы, да ещё загнутые, как у коровы! Вечно одноклассницы предлагали «махнуться». Девчоночьи, в общем, глаза. И даже длинный чуб не особо спасал, видны были эти чёртовы ресницы!

— Ты куда едешь-то?

— В Иркутск, в техникум, — ответил Мишка. Слава богу, разговор выходил на обыденную разговорную тропу.

— Ух ты! И я туда. У нас там тётка. Вот едем в гости всем семейством, а я останусь учиться.

— А у меня никого. Но обещали общежитие, — рассказал о себе и Мишка.

— Вот здорово. Ещё не приехали в Иркутск, а у меня уже будет знакомый, — облегчённо рассмеялась Лиза. — Не так страшно!

Всю дорогу до Иркутска Лиза рассказывала, как она мечтает стать геологом и что экономический техникум — только первая ступенька. Родители, совсем как Мишкины, давали ей наказы: материнские касались еды и экономии, отцовские же со строгостями, как и у Мишкиного отца. И Мишка улыбался, слушая их разговоры. А потом уговорил Лизу поменяться местами. Лежал теперь на матраце, на верхней полке, уложив голову на руки, заглядывая в окно. Несмотря на скорость, можно было разглядеть пробегающие мимо красоты: весёлые речки, бегущие по каменистым перекатам, овраги.

Больше всего нравились крошечные домики в лесу. Для путевых обходчиков, думал Мишка, мечтая пожить в таком домике, на краю овражка.