Синие горы

Внизу под снежником трещина. Но вниз никто не смотрит. Время от времени дается минутный отдых, чтобы привести в порядок дыхание. Опираясь на ледоруб, наклонив голову, с рюкзаком, который лежит на горизонтальной спине, все глубоко дышат. Солнце вышло и начинает припекать. Отражаясь от снега, оно обжигает даже подбородки. В защитных дымчатых очках — без них ослепнешь — мир кажется помрачневшим, а небо, если на него взглянешь, — желто-зеленым.

Гребень, который еще где-то вверху, впереди, кажется сейчас необычайно легким путем. Пусть опасным…

Но возникло непредвиденное препятствие, которое задержало группу надолго. Растопленная на гребне вода не ушла под снег, а шла поверху, застывая по ночам. День за днем, слой за слоем образовался натечный лед. Он крепок, как камень. Кошки на нем почти не держат. Ледоруб откалывает крошечные кусочки. Упадешь — не задержишься. Отступать поздно. Прохоров уходит вперед, мучительно медленно выдалбливая маленькие ступеньки. Удивительно, как он держится на крутом ледяном склоне, да еще рубит и рубит…

— Веревка уся! — негромко кричит Кабанец.

Прохоров с трудом забивает ледовый крюк.

— Пошел! — командует он, выбирая веревку по мере того, как Кабанец к нему приближается.

Кабанец идет, углубляя ступени. Потом, когда он подойдет к Прохорову, наступит очередь Коли Петрова, и он тоже будет долбить лед, продвигаясь вперед.

Саше Веселову понятно, какую нечеловеческую работу выполняет Николай Григорьевич, и ему смертельно хочется сменить Прохорова, но ни о какой смене сейчас речи быть не может.

Игорь вступает на лед последним. Чувствуя на себе взгляд Веселова, он, сдерживая неприятную дрожь в коленях, идет внешне спокойно.

— Молодцом, — говорит Саша и озорно улыбается. — Все равно мы эту Плохую гору обуздаем!..

Игорь тяжело дышит и тоже пытается улыбнуться.

На этом участке потеряли часа два. По гребню пошли быстрее, хотя пришлось в лоб брать два жандарма[5], и к одиннадцати часам впереди увидели Желтые скалы, а за ними башню вершины. К скалам вел опасный, длиной метров в сто, участок гребня. В обе стороны очень круто падали снежные склоны, изборожденные следами лавин. Над восточной стороной нависал навитый вьюгами многотонный карниз, вот-вот готовый обрушиться. На карнизе снег лежал плоско, но идти там нельзя. Вступишь и полетишь вниз вместе с карнизом. Приходится идти по западному склону. Кабанец, страхуя Николая Григорьевича, забирается выше, к основанию карниза.

«В случае чего, — думает он, — обрушу карниз. Повиснем на веревке».

* * *

Первый порыв ветра застал группу на середине этого участка. Коля Петров пошатнулся, но, быстро опершись на ледоруб, сохранил равновесие. Разорванные лохматые облака появились над западными вершинами, окутывая их. Ветер дул с северо-запада. Солнце еще несколько минут освещало гребень. Но потом его затянуло передовыми лохмотьями облаков, и оно зловеще просвечивало сквозь них. Николай Григорьевич оглянулся и посмотрел каждому в лицо. Сейчас как никогда от них потребуются все силы. Сдаст один — погибнуть могут все. Коля Петров твердо встретил взгляд Прохорова. «Чепуха! Пробьемся, дойдем…»

Игорь сказал Веселову:

— Может быть, назад? — Но ветер скомкал его слова и отнес в сторону. Веселов все-таки догадался и отрицательно покачал головой. Он понял, что Прохоров решил добраться до Желтых скал и там отсидеться. Идти назад было бы самоубийством. Будешь перелезать жандармы — буря сбросит с гребня.

Каждый шаг давался ценой невероятных усилий. Ветер пробивал штормовые костюмы, леденил тело. Особенно трудно было сохранить равновесие, когда нога поднималась для шага. Буря толкала в это время на склон. Но только прижмись к нему — и немедленно потеряешь устойчивость, ноги соскользнут со снежных ступеней — и вниз. А что там, внизу, уже не видно. Не видно ничего и впереди. Желтые скалы давно скрылись. Острая ледяная крупа несется горизонтально. Сечет лица, стучит по намокшим штормовым костюмам, будто пригоршнями швыряет ее кто-то со злобой:

«Свалю-уу… сброшу-уу… убью-ууу… ууу…»

Непонятно, как находит путь Прохоров. Все, кто идут сзади, различают только следы, в которые сразу же осыпается срываемый ветром снег.

Пятьдесят метров — это, оказывается, страшное расстояние.

Представление о времени теряется. Никто ни о чем не думает, только когда наступает его очередь, со стиснутыми зубами, вопреки всему, делает шаг… другой… третий, пока не увидит сквозь обмерзшие ресницы темную фигуру страхующего товарища, склонившегося над забитым в снег ледорубом. Потом он идет, а ты страхуешь. В этом сила… Все заодно…

Гребень вдруг стал шире. Над восточным склоном уже не висит карниз. Там внизу, за гребнем, метрах в трех видна даже как будто ровная площадка, чернеет скала. Но на этой площадке встанет лишь одна палатка.

Прохоров проходит мимо. Игорь останавливается и дергает за веревку. Веселов быстро оборачивается и видит, как Турчин головой показывает вниз. Не может быть, чтобы он не понимал, что там все не поместятся.