Синие стрекозы Вавилона

— Откуда мне знать… Вот тут и спрашивают: что ты, освобожденный раб Мурзик, делать будешь? Где жить будешь, в частности? Обеспечен ли ты жилплощадью? Мардук-Ваал, ну и порядки! Что же, теперь и раба не освободить, если квартиру ему купить не на что! Либо на свою родную жилплощадь прописывай…

— А вы не освобождайте, — тихо сказал Мурзик. — Куда я пойду? По подвалам побираться?

— Молчи, говорят тебе… Ладно, я с Ицхаком поговорю. Все равно он штат расширять собрался. Пусть тебя в уборщицы возьмет и какую-нибудь ведомственную комнатку даст, что ли…

Я снова уткнулся в анкету.

— «Есть ли на теле освобождаемого клейма или какие-либо иные знаки и отметины, позорящие звание вавилонского гражданина?» Мурзик, много на тебе отметин?

— Много, — мрачно сказал мой раб.

— Будут проблемы с получением гражданства. Тут требуется оплатить косметическую операцию…

— Да не надо ничего этого, — снова завелся Мурзик.

Я хлопнул по столу кулаком.

— Энкиду, грх-аанья!

— Йо-ло, — утух Мурзик.

— То-то же. Насчет косметической операции надо будет Циру спросить… Бабы про такие вещи хорошо знают…

Я взял другую бумагу. Вчитался хорошенько. Это было извещение о необходимости уплаты налога на освобождаемого раба. Шестьдесят сиклей. Грабеж! На эти деньги живого раба купить можно.

Третья квитанция была счетом в банке. Освобождающий обязан открыть освобождаемому счет в банке, дабы тот по освобождении не стал обузой на шее государства и не пополнил ряды преступников, толкаемый к тому голодом и нуждой. Минимальная сумма взноса — сто сиклей.

— Полгода будешь мне свою зарплату отдавать, — решил я, складывая бумаги. — Долговую расписку напишешь.

И пошел спать. Мурзик долго еще сидел на кухне, в темноте. Он был совершенно подавлен.

Косметический салон обошелся мне без малого в 38 сиклей. Я предъявил документы на владение рабом, заполнил по форме расписку в том, что снятие клейм и татуировок с тела означенного раба производится с ведома и по настоянию владельца. Заплатил госпошлину в шесть сиклей три четверти быка. Получил марку, наклеил ее на медицинскую справку.

Затем пришлось платить еще за место в базе данных. Я говорил уже, что мой раб представлял собою ходячее наглядное пособие по географии строек эпохи Восстановления. Данные о клеймах и отметинах Мурзиках заняли хренову уйму килобайт и обошлись мне еще в пятнадцать сиклей.

Хорошо хоть, русалка и «Не забуду восьмой забой» обязательной регистрации не подлежали.

Недешево стала и сама услуга. Правда, мази мне выдали бесплатно, но не такой я дурак, чтобы не понимать: стоимость всех этих притирок была изначально забита в стоимость услуги.

Мурзика мне выдали через три стражи. Судя по виду моего раба, эти три стражи он провел в непрерывных страданиях. Под свитером бугрились бинты, морда бледная, как мука, — брел, пошатываясь, между двух санитаров в зеленых халатах. Санитары имели вид свирепый, неприступный, ручищи волосатые, поступь твердую — я даже оробел.

Они доставили Мурзика в холл и сдали мне под расписку. Я шкрябнул подпись в графе «раб получен», забрал гарантийный талон и пластмассовый контейнер с лекарствами, и санитары ушли.

Мурзик безмолвно блуждал глазами и норовил осесть на пол. Я водрузил его на лавку и отправился ловить рикшу.

Очищенный от позорящих звание вавилонского гражданина отметин Мурзик еле добрался до дома и бесполезной колодой рухнул на мой диван. Я пошел и купил для него складную кровать. Установил ее на кухне. После этого места в кухне уже не осталось. Отправил шатающегося Мурзика на кухню — нечего мой диван своими мазями прованивать.

Чтобы успокоить нервы, посмотрел по 22-му ашшурскому каналу репортаж о драке в эламском парламенте. Посмеялся. Настроение у меня улучшилось.

Заглянул на кухню — посмотреть, не подох ли еще мой освобождаемый раб. Уж конечно кошка, возликовав, перебралась жить на мурзикову кровать. И потомство свое туда же перетащила. Мурзик лежал, обсиженный котами, пах целебными мазями и глядел в потолок.

Я отправился в грязноватое кафе на нашей улице и принес оттуда Мурзику прохладные котлеты и отварной рис с подливкой.

Мурзик ел и очевидно страдал.

— Тебя что, Мурзик, никогда не пытали? — спросил я.

Мой раб сказал, что нет, никогда.

— Терпи, Мурзик, свобода того стоит.

Мурзик выразил сомнение. Я обозвал его неблагодарной скотиной. Насчет этого Мурзик не возражал. Я видел, что ему очень плохо.

А Цира, эта сучка, как назло, запропала. В храмах Эрешкигаль под землей отсиживалась, не иначе. Глаз свой залечивала.

Назавтра я подступился к Ицхаку за справкой о трудоустройстве.

Время для этого я выбрал не самое подходящее. Но у Ицхака сейчас и не могло быть подходящего времени. Его разрывало на части между потребностью непрерывно трахать очкастую девицу и необходимостью расширять сферу деятельности нашей прогностической фирмы.

Однако я не мог ждать, пока сложная семитская душа моего шефа обретет надлежащий покой. И потому без затей взял его под руку во время обеденного перерыва.

— Блин! — сказал Ицхак, обливаясь горячим кофе. — Ты что, Баян, ебанутый?