Синий апельсин

ДИК

У меня самая правильная дача в мире, потому что я на ней не работаю, а вызывающе праздно наслаждаюсь тем, как меняется одно окружающее меня чудо на другое. Люблю, когда знойный день зовёт на реку, дарит прохладу и летнюю негу, люблю, когда природа готовится отдохнуть и оглушает чувства необычайной осенней пестротой, либо буйством весеннего цветенья.

Моя дача – это мой лучший отдых, это никем не навязанный быт и общество лишь то, которое я сама себе выбираю.

Недалеко от моей шевченковской хаты под соломенной крышей появились новые соседи. Это была семья, приехавшая откуда-то с Севера и решившая обосноваться в Украине. С собой они привезли очаровательного щенка, лайку, с красивой упругой шерстью, умными раскосыми глазами, весёлым характером и непокорным нравом. Пса звали Дик.

Дик был необычайно смышлёный пёс и, пока он подрастал, я с удовольствием наблюдала, как весело он резвится за забором на соседней улице, как носится за лягушками вдоль речной заводи, знакомится с местными собаками и прочей сельской живностью.

Пёс оказался очень свободолюбивым и, судя по всему, функции сторожа нести не умел и не хотел. Сын Белого Безмолвия хранил в своих генах тягу к охоте и начал очень страдать, когда от него стали требовать проявления злобы по отношению к людям.

Хозяева посадили на цепь подросшую собаку и всё ждали, что он научится охранять вверенную ему территорию. Но охранник из Дика не получился: северного охотника исправить не удалось, и он так ни на кого ни разу и не залаял, а, напротив, раздражая хозяев, встречал любого прохожего добрым помахиванием хвоста и даже облизыванием, ежели тот оказался поблизости.

Хозяева Дика надеялись, что навыки сторожевого пса он приобретёт, когда вырастет окончательно, но этого не произошло. Пёс превратился в чудесного красавца с густой блестящей шерстью, стройным телом и умными глазами.

Кормили его, судя по всему, плоховато, и жажда свободы в союзе с голодом сделали своё чёрное дело. Дик и до этого случая умудрялся освобождаться от привязи и гулять на свободе, а в этот раз ещё и залез в хозяйский курятник и полакомился яйцами.

Владельцы курятника рассердились не на шутку и, здорово побив его, вновь, посадили на цепь. Побои Дик стерпеть не мог, ибо обладал особым собачьим интеллектом и гордым характером. Он опять сумел освободиться от цепи и ушёл в вольную жизнь навсегда, не простив унижения.

С этого момента он сам себе искал пропитание и ночлег. Как тонкий психоаналитик он безошибочно определял, где живут добрые люди. Приятно сознавать, что его мнение о моей персоне было положительным.

Он явился ко мне во двор, как старый приятель: будто знаком со мной давно, и, вот, решил заглянуть на огонёк. Пёс улёгся на травку, будучи абсолютно уверенным, что здесь его не обидят.

      Когда я вынесла ему угощение, ел, не торопясь, с достоинством, дескать, – ну, ладно, поем, не обижать же хозяев.

Я всегда любовалась им – красивый, доброжелательный, хвост калачиком, морда весёлая, кажется, что улыбается. Так началась наша дружба, и, приезжая на дачу, я всегда ждала своего нового приятеля, припасая для него гостинец. И он всегда приходил.

С тех пор, как Дик стал жить один, он ни разу не приближался к бывшему жилищу, показывая всем своим видом своё собачье презрение к обидевшим его людям. Все его пути-дорожки проходили мимо. Не побоев и цепи он боялся, он просто вычеркнул этих людей из своей жизни.

Бывшие хозяева сначала пытались его как-то приманить, решаясь на дипломатические переговоры. Но гордая собака не велась ни на какие посулы и угощения – на кличку не отзывалась и еду из рук бывших хозяев ни разу не взяла.

Я очень полюбила Дика, и он отвечал мне абсолютным доверием и искренней привязанностью.

Однажды мой дружок решил, что наши отношения стали настолько близкими, что позволил себе без разрешения войти в дом, там вальяжно расположиться, а потом и вовсе остаться ночевать, напрочь побросав все свои собачьи дела. Я не рассердилась на него: напротив, умилилась такому доверию, – ведь пёс никогда в своей жизни не жил дома, его пристанищем были будка и двор. Так Дик отвоевал себе не только кусочек моего двора и дома, но и уголок в моём сердце.

Как-то Дик явился ко мне, хромая. Я осмотрела лапу, нашла и вытащила впившуюся огромную занозу – колючку от акации, – залила ранку йодом. Во время неприятных и болезненных манипуляций, пёс терпеливо ждал, когда процедура закончится, и только благодарно лизал мне руки, норовя достать до лица.

Зиму Дик пережил самостоятельно, вероятно, охотился на мелких грызунов и, когда я приезжала весной, приходил холёным красавцем. Если бы не три собаки в городе, я бы сделала попытку забрать его, хотя, не уверена, что замкнутое пространство городского двора устроило бы это вольное животное.

Северяне, тем временем, завели себе какую-то дворнягу, которая несла службу исправно и встречала лаем всех, кто проходил мимо, выслуживалась и была довольна жизнью.