Синий, белый, красный, желтый

Нина выхватила у нее сигарету и глубоко затянулась, отчего слегка закружилась голова. Долли нарочито тяжко вздохнула, закурила другую сигарету. А Нина лихорадочно думала. Итак, на арену выступили мама и папа. Ребенка она им не предоставит, по прошествии двух дней папа отправится к следователю. Он доложит, что Нина зачем-то добивалась встречи с женой убитого, то есть с Надеждой, солгала о ребенке, расскажет про телефон Валентины, которым пользуется Нина. Прекрасно! Мало того что у нее нашли дневник Валентины, еще и телефон забрала алчная Нина. Это новые улики, которым она не даст четкого объяснения, после чего Рыков вынужден будет задержать ее надолго. А если все же рассказать? Как отреагирует Рыков? Так, еще раз: что против нее? Клипса — раз. Звонок анонимный — два. Дневник — три. Прятала мужика у себя — четыре. Валькин телефон — пять. Мифический ребенок — шесть. Поход к Надежде — семь. Ого, как много! М-да, теперь, даже если Глеб и пойдет на встречу с Рыковым, тюрьмы не миновать им обоим. Это финиш. Вот к чему привела спонтанная ложь. К Рыкову ехать категорически нельзя.

— А зачем он мне подсунул ее телефон? — вдруг проговорила она и посмотрела на Долли, словно та должна была знать.

— Ты меня спрашиваешь?! — хмыкнула та с возмущением.

Нина быстро набрала номер:

— Анатолий Трофимович? Это Нина. Я не могу к вам приехать. Да, случилось. Мое кафе ограбили. — Бросив мобильник в сумку, она развернула «копейку» и помчалась к дому. — Сейчас, Долли, я заеду на минуточку домой, а потом мы поедем в кафе, там я расскажу тебе все. Мне нужна помощь, я, кажется, запуталась.

— Ты опять водишь меня за нос, — вознегодовала Долли. — Я не потому хочу все знать, что страсть какая любопытная, а потому, что хочу помочь тебе. А ты мне не доверяешь! Знаешь, мне обидно…

— Я доверяю тебе, Долька, — плаксиво протянула Нина. — Ты убедишься в этом. Мы поедем в кафе, там в спокойной обстановке ты все узнаешь…

Нина оставила Долли в машине, сама же поднялась в квартиру.

— Нин, а Нин, — строго встретила ее Машка Цеткин, — мы на сегодня назначили собрание нашей квартиры. Явка — строго обязательна.

— Буду, — кивнула Нина, проходя по коридору к своей берлоге.

— Нинка, учти, это нужно в первую очередь тебе, — предупредила Машка Цеткин, но Нина уже вошла в комнату.

Глеб изучал записные книжки жены, сидя за столом. Нина положила перед ним мобильный телефон:

— Чей это телефон?

— Мой.

— Не ври! — прошипела Нина в ярости. — Это телефон Валентины!

— А какая разница? Он куплен на мои деньги, числится на мне. Я оплачиваю…

— Ах, никакой разницы? — взбеленилась Нина, но старалась говорить негромко. — Как ты посмел дать мне ее телефон?!

— Да что случилось? — вскипел и он.

— Именно. Случилось. Я дала номер этого телефона Надежде! А она выложила его твоим мамочке и папочке. Они потребовали объяснений. Твой отец подозревает, что я имею отношение к убийству твоей жены!

— Какого черта ты дала номер Надежде? Это же только наша связь!

— Но ты не предупреждал меня, что номер нельзя никому давать!

— Разве? — вскинул брови Глеб. — Я не подумал… Нина, я не предполагал…

— Должен был предположить! — рявкнула Нина. — Мне теперь крышка. Твой отец дал мне два дня для… не важно! После этого он пойдет к следователю.

— Ниночка, прости… я дурак. Глупо получилось.

— Лучше скажи, какие ты еще наделал глупости, чтобы мне знать, откуда ждать удара. Ты хоть представляешь, что это такое — когда у тебя берут отпечатки пальцев? Нет? Думаю, я зря тебе поверила.

Сказав, Нина хлопнула дверью. От ее двери пулей помчалась на кухню Матильда Степановна. Нина, стиснув зубы, чтобы не закатить скандал, рванула к выходу.

— Куда ты несешься? — выглянула из своей конуры Машка Цеткин, из-за ее спины показалась голова Любочки Алексеевны. — Когда домой вернешься?

— Не знаю, — огрызнулась Нина и сбежала по лестнице. — Достали меня. Все достали. Всем от меня что-то надо! Я с вами в дурдом попаду…

Долли вжалась в противоположный край машины, когда разъяренная Нина бухнулась на сиденье и зло завела мотор.

— Что опять случилось?! — закричала Долли.

— С бабками поругалась, — ответила Нина, выезжая со двора.

— Слушай, ты последнее время психованная…

— Еще бы! Я же сидела в тюрьме, получила психическую травму! Все, Долька, едем в кафе. Я не могу больше одна тянуть этот груз.

— Давно бы так, — проворчала Долли.

Нина не сразу приступила к исповеди, сначала нашла газеты и бумагу, закрыла окно, приклеив скотчем к раме. Долли принесла еду, вчерашнюю бутылку коньяка. Но с первых же слов Нины даже голодная Долли не притронулась к еде…

20

Нина закончила рассказ, налила коньяку себе и Долли, выпила. Подруга сидела, держась обеими ладонями за щеки, словно боялась, что голова вот-вот отвалится после сногсшибательных новостей. Нина медленно пережевывала бутерброд, но лишь затем, чтобы хоть немного поддержать силы, ей вовсе не хотелось есть.

— Ой, Нинка, Нинка… влипла ты, — раскачиваясь из стороны в сторону, сказала Долли и не поскупилась на выражение: — А где сейчас твой говнюк?

— Там, где и был. У меня дома.

— А как же обыск?