Синий кит

Загремела музыка с верхнего этажа, басы заходили по стенам. София испугалась, потому что Сергей взял ее за руку, на которой она нарисовала шрамы для Абры: прошло несколько дней, краска смылась, осталось лишь небольшое красноватое пятно на запястье.

— Ты какая-то дикая, София.

— А ты чумной.

Сергей усмехнулся: улыбка вышла у него горькая, как будто приподнятое расположение духа давалось ему с трудом, так что всякое изменение настроения — каким бы оно ни было — сначала делало его печальным.

— Кстати, чем ты будешь заниматься в каникулы? Куда-нибудь поедешь с родителями?

— В смысле?

— На Алтай, не знаю, в Горную Шорию. Да куда угодно.

— Нет, никуда мы не поедем. А ты?

— Тридцатого декабря мы укатываем в Тюмень и возвращаемся обратно одиннадцатого января.

Замолк. И что она должна ему ответить, что она будет ждать его? Или чтобы он взял ее с собой? София попробовала улыбнуться, Сергей принял это за благой знак и начал:

— Не знаю, как ты, а я буду скучать…

Холод ладошек, опирающихся на подоконник. Стены дрожат. Оконные снежинки уродливо мерцают за спиной, еще чуть-чуть, и весь мир распадется, предстанет в свете мириад трупных звезд, и ее бабушки, вставшей из гроба… и не будет ничего, — ни запаха селедки, что исходит из ее внутренностей, — и как только его не чувствует Сергей? — ни запаха лоска, исходящего от Сергея. Правильный мальчик. Целуя такого, чувствуешь, будто целуешь зеленый помидор, взятый с подоконника. С мякотью отрываешь губы. Обмениваешься соками, члены деревенеют — и ты обращаешься в дерево, а спустя век колким январем тебя в лесу рубят лесорубы.

— Ты меня слышала, София? Я буду скучать по тебе.

— Это хорошо, я…

Раздается кашель со спины: неужели Волобуева так скоро вернулась с перекура? Они оборачиваются: с завитыми волосами, нагло улыбаясь, делая огромный шар из жевательной резинки, перед ними стоит переодевшаяся Иванкова.

— Надеюсь, не отвлекаю вас, голубки, — взрыв жевательного шара.

Сергей нахмурился.

— Я, кажется, тебе сказал, чтобы ты держалась от нее подальше?

— Воу-воу-воу, не будь быком, Сергей, тебе не идет, — пузырь снова надувается, но не лопается, — я просто хотела извиниться за свою выходку. Извини меня, Софа, я была неправа, я бываю невыносима, но это не значит, что я ненавижу тебя или там презираю… Это, — шар взрывается во второй раз, на ее глазах показывается влага, неужели она говорит искренне? — следствие того, что я живу одна. Развод родителей подпортил мне характер. Испорченный характер ускорил взросление. Так говорит мой психолог. Одним словом, я неправа. Простите меня.

Она уходит так же внезапно, как появилась. Первое движение Сергея — порыв, желание заставить ее остаться, ему стыдно, что он так грубо поступил с ней. Но почему она подошла к ним именно сейчас? Почему она решила извиниться перед ними двоими, а не перед одной Софией, ведь они виделись каждый день — после того случая, и каждый день Иванкова снова и снова отпускала шпильки насчет ее тетрадок, пенала, волос. Стерва. Ей было важно показать свою чувствительность перед Сергеем.

— Если хочешь, догони ее.

— Да что с тобой? Я просто думал, что она совсем дремучая.

— Ты что, действительно слепой?

— Я? Слепой?

— Она извинилась сейчас только затем, что захотела произвести на тебя впечатление!

Сергей застывает, затем медленно ворочает языком:

— По крайней мере, она говорит, а не замыкается в собственном мире.

— Что ты вообще обо мне знаешь?

— Ничего. Может быть, это и привлекает меня.

— Тогда перестань бесить меня. Пожалуйста. Давай поговорим о чем-нибудь еще, а не о моем собственном мире или Иванковой.

— Давай. Например, о том, как ты не будешь скучать по мне, пока я буду в Тюмени.

Софии захотелось дать ему пощечину и тут же загладить свою вину, но она сдержалась, — и вдвоем, замолчав, они стали подниматься по лестнице на третий этаж. Раздражение на Сергея перекинулось в одночасье на нее саму. Спустя пять минут она стояла перед колонками, смотрела, как Волобуева извивается под безымянным мужским телом, то и дело высовывая кончик языка, — и чувствовала в этом что-то животное и отталкивающее. Бам-бам. Голова болела. Она знала, что Сергей хочет пригласить ее на белый танец, и она намеренно встала с другого края зала, а потом, видя неизбежность приглашения, прихватила за локоть какого-то одиннадцатиклассника в очках, в поту, который в продолжение танца дышал ей в ухо тяжело и старинно, как паровоз. Еще чуть-чуть и он бы пустил на нее слюни, и оголенным плечам стало бы влажно, и вдвоем они потерялись бы в музыке с головой. Наконец, София улучила время и исчезла, не попрощавшись ни с Волобуевой, ни с Сергеем.