Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса

Постепенно эта деятельность стала наполнять жизнью не только окрестности Саргаделоса, но и сердце его хозяина. На всем протяжении лета не прекращались работы, и вот, пусть медленно, печи вновь начали действовать. Время от времени Антонио Ибаньес оставлял все на своего шурина и Шосе и удалялся в Рибадео, приводя доводы, которые не грешили против правды: его присутствия, например, требовали морские торговые перевозки; однако все это служило лишь прикрытием истинной насущной потребности, призывавшей его к Лусинде. Как раз в один из таких приездов были завершены работы по сооружению тайных кладовых в подземном ходе, который вел в домик, где жила девушка. Он часто посещал ее. Казалось, вся первозданная сила души Лусинды таилась в ожидании, дабы потом переливаться в него на протяжении ночей, постепенно возвращавших ему почти уже утраченную веру в жизнь. О, этот неустанный, лихорадочный труд! Однажды ночью, когда голова Лусинды покоилась у него на груди, а он забавлялся тем, что пропускал ее волосы между пальцами, девушка задала ему бесхитростный вопрос:

— А разве ты, который все можешь, не мог бы стать генералом, чтобы командовать солдатами?

Антонио только что вновь рассказывал ей о возмутительном поведении Руиса Кортасара и Бернардино Техадо и о своем подозрении, что, видимо, придется смириться с несправедливым приговором, по которому его условно осудили на тюремное заключение за нанесение оскорбления лейтенанту в обмен на судебный приговор, согласно которому ему полностью возмещались все убытки, благодаря чему он сможет восстановить свое доброе имя и разрушенное имение. Лусинда удивила его своим умом, подтолкнув к решению, которое предполагало не только власть, но и почет, то, что всегда доставляло ему такое удовольствие и скорее всего заставит скрежетать зубами шайку идальго, безнадежно отставших от жизни.

Когда Лусинда задала свой вопрос, Антонио ничего не ответил ей. Он лишь продолжал гладить ее волосы и смотреть на нее так, что она даже испугалась, испытав беспокойство по поводу того, что же такое там разглядывает ее возлюбленный хозяин. Она не догадывалась, что он просто отдает должное ее уму и еще размышляет над тем, как следует поступить, чтобы достичь нового горизонта, только что намеченного Лусиндой. На следующее же утро, едва встав, он послал письмо Бернардо Фелипе, настаивая, чтобы тот предпринял необходимые хлопоты, которые привели бы к назначению его почетным генералом артиллерии. Этот молодой щеголь лейтенант Руис Кортасар и его командир граф Сан-Роман узнают, с кем они осмелились шутить.

Несмотря ни на что, в то лето 1798 года он был счастлив; напряженная работа делала все приятным и радостным, и тот, кто не знал о личной жизни господина Саргаделоса, мог бы даже утверждать, что он помолодел только благодаря своей деятельности. В самом деле, его воображение бурлило различными планами. Как только он восстановит металлургическое производство, то приступит к строительству печей для обжига керамики, претворив в действительность давно взлелеянную мечту. В минуты отдохновения с Лусиндой он увлеченно рассказывал ей обо всем, что узнал от Сестера о заводе в Талавере, и о том, что с тех пор удалось ему уже самому узнать о способах выработки керамики из материалов, которые предоставляла ему прямо здесь, в Саргаделосе, сама природа.

Размышляя обо всем этом, он решил отправить за границу, в Бристоль или в Лимож[100], своих сыновей, чтобы те занялись изучением техники производства рисунков, наблюдая за деятельностью мануфактур и обращая особое внимание на способы осуществления торговых операций с фаянсом. Со своей стороны, он начал вести разговоры с близкими ему людьми о воплощении проекта и даже обратился к самому маэстро Гойе, которому он когда-то даже заказал рисунки, которые тщательно хранил, пока они не погибли в огне пожара. Ибаньес предложил художнику вновь работать на него, изготовляя эскизы фаянсовой посуды или делая рисунки, которые придали бы ей особый блеск. Он вновь щедро оплатит ему заказ, чтобы этот его жест мог служить поводом для разговоров для одних, стимулом для других, причиной для зависти и ненависти для многих.