Дон Роке смотрит на него и кивает. Ему прекрасно известно, что Ибаньес за эти годы не только добился звания генерала и, как следствие, права носить военный мундир, но теперь рабочие Саргаделоса военизированы и их не призывают на военную службу, ибо считается, что они состоят на службе у короля, работая на заводе, который снабжает боеприпасами армию. Галисийские юноши — небольшие любители солдатчины, а посему они с удовольствием остаются в Саргаделосе, рядом с родными, имея возможность по-прежнему созерцать море, без которого не мыслят себе жизни. Это недавно подтвердил и священник-отступник Шоан Антонио Поссе, хорошо еще, что он сейчас в Леоне[109]
и не докучает никому в этих краях. Мануэль Пардо Андраде придерживается того же мнения, но он утверждает, что причиной тому еще и язык, поскольку, по мнению галисийцев, разговаривать на чужом языке по принуждению не слишком-то приятная вещь, это не очень их вдохновляет. Оба эти священника — ренегаты, большие любители оказать поддержку любой авантюре, расшатывающей общественные устои, да к тому же они, вполне возможно, еще и масоны.Сборище призвано направить присутствующих в русло вновь обретенных надежд, а посему собравшиеся постоянно обращаются к воспоминаниям, сопровождая их все более шумными взрывами хохота; они вспоминают о том, что произошло четыре года назад, чтобы отвлечься от недавних неудач. Как получилось, что этот несчастный просветитель так легко справился с ними, когда они решили помериться с ним силами? В 1801-м, в первый год нового века, он арендовал девятую часть десятичных сборов провинции Луго, которые Папа Пий VII[110]
пожаловал в качестве привилегии испанской монархии, а на следующий год добился благоприятного решения суда по делу мятежа девяносто восьмого года. Вот это-то больше всего и гложет их. Это да еще то, что он испросил титул маркиза Саргаделоса.Дон Мануэль Педроса, хозяин дворца, давшего фамилию его семье по меньшей мере еще в 1597 году, о чем свидетельствует надпись над одним из окон на втором этаже, откуда можно созерцать восход солнца, слушает молча, ибо он уже давно привык и устал от этих нескончаемых жалоб сих бесстрашных святых отцов. В отличие от них он почти каждый день наблюдает, как встает солнце. И еще он умеет любоваться закатом. Из его дворца видно море, маяк Сан-Сибрао, скрывающиеся за ним на западе утесы, но море лишено безмятежности; взгляд, устремленный из окон его дворца, не найдет желанного покоя. Мануэль Педроса привык видеть все, ибо ему уже все довелось увидеть. И он никогда не отчаивается. Единственное, что вызывает его негодование, так это платный тракт, хотя из окон его и не видно, который Ибаньес проложил прямо перед его носом, по его собственным землям, дабы подвозить изделия своего производства к лебедочному причалу. Грузы немедленно доставляются на суда строго определенного назначения. Все это каждодневное, невыносимое оскорбление.
Ни у одного дома в округе нет такого величественного портала, как у него, с огромным гербом над входом и аркой, возвышающейся справа от часовни, придающей всему вокруг вековой покой и особое очарование; но ни одному дому не было нанесено такого страшного оскорбления. Через этот портал вошел шурин Ибаньеса и в этой часовне преклонил колена, когда прибежал к нему просить убежища. Ему пришлось предоставить его. Теперь дон Педроса боится, что священники припомнят ему это и посмеются над ним. Но они этого не сделают, ибо хорошо знают, кто здесь распоряжается, и им также прекрасно известно, что ему, Педросе, пришлось уступить свои земли, чтобы там утвердились позор и бесчестие, и он вынужден был согласиться после того, как на него надлежащим и мудрым образом надавили.
Платная дорога заканчивается на лебедочном причале, названном так потому, что на нем стоит лебедка, от которой тянутся длинные канаты, крепящиеся к битенгам[111]
вытащенных на песок судов. Когда они освободятся от своих грузов, заполнив ими склады, выходящие на песчаный берег Каоса, и под самую завязку заполнят трюмы изделиями Саргаделоса, их можно будет снова спустить на воду.Склады расположены совсем близко от маяка Сан-Сибрао, с западной стороны, противоположной той, откуда Педроса созерцает из своего дворца море, менее спокойное здесь, чем возле причала. Склады стоят на маленькой площади селения, возле улицы Виела, и у одного из них каменная лестница с такими же ступенями, как в здании местной администрации, возможно, чтобы всем было понятно, в каких кругах вращается тот, кто поднимается и спускается по этой лестнице. На складах хранится все: то, что поступает морем, как-то продовольствие или холсты, а также различные инструменты и орудия труда, одежда и пряности, множество товаров, о которых и сказать-то нельзя наверняка, то ли Ибаньес их просто хранит, то ли накапливает.