Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса

Ведя двойную игру, Фрейре продолжал давать советы британскому генералу Муру, указывая ему, каким путем лучше следовать, и категорически заверяя его, что дороги находятся в превосходном состоянии, и одновременно информировал французского маршала Сульта обо всех передвижениях, к которым он побуждал английские войска. Ведь разве мог бы Мур отдать приказ о сосредоточении всего боевого состава своих войск в Вальядолиде, если бы знал, что тот находится в руках французов, о чем ему было, разумеется, неизвестно, поскольку Фрейре позаботился, чтобы ввести его в заблуждение? И именно Фрейре внушил Муру, пристав к тому, как репейник, что необходимо отступить в Португалию, что тот и сделал, ибо представитель Англии в Центральной хунте сумел убедить его в том, что Мадрид будет защищаться до последнего и что ожидается подкрепление в сорок тысяч вооруженных людей для оказания поддержки этой защите. Свойственная Фрейре способность убеждать поразила даже самого Сульта. Уже велись переговоры о сдаче Мадрида, а Мур все еще пребывал в заблуждении; и даже когда сдача города была делом решенным, Фрейре продолжал утверждать, что провинции поддержат сопротивление.

Кабинетные войны продолжались. В середине декабря 1808 года Мур полностью пребывал в плену заблуждений, которые внушил ему Фрейре, и действовал в полном соответствии с этим. Тем временем Сульт получил послание князя Нейшателя, датированное десятым числом, в котором ему сообщалось, что в Мадриде все спокойно, и отдавался приказ направляться через Леон и Самору[141] в сторону Галисии. Обстановка была столь спокойной, что Нейшатель писал Сульту: «Все внушает мысль о том, что впереди нет англичан и можно без всяких колебаний двигаться дальше; испанцев, способных остановить две ваши дивизии, нет». А тем временем в Рибадео Антонио Раймундо Ибаньес с мучительным беспокойством ждал новостей, которые все менее регулярно присылал ему из Мадрида Бернардо Фелипе.

Десятого числа Наполеон не знал об английских войсках, а Сульт знал. Фрейре извещал его посредством писем или через находившихся вне всякого подозрения людей, что дивизия генерала Бэйрда направляется из Асторги[142] в сторону Коруньи, а также о том, что генерал Ла Романа намеревается захватить вместе с Муром Бургос. Маркиз Ла Романа был тем самым военным, который 24 июня, находясь в Дании в качестве командира испанского дивизиона, послал Жозефу Бонапарту письмо, в котором обещал ему свою непреклонную поддержку. Слишком уж много перемен происходило в этом мире, для того чтобы Антонио Ибаньес, наблюдая за ними, мог получить удовольствие от большинства из них.

Доходивших до него известий было более чем достаточно, чтобы испытать отвращение, которое охватило его с такой силой и безнадежностью, каких он даже представить себе не мог. Он весьма своевременно узнавал о передвижении войск и в конце концов стал доверять слухам как достоверному источнику информации, придавая им то истинное значение, коим они обладали в те времена, когда любое оброненное в определенном месте слово тут же распространялось, словно низвергающийся с гор поток. В конце концов слух всегда подтверждался. Раньше или позже, но непременно подтверждалось, что «ктоточтотомнесказалмнесказали» обладало потрясающей точностью и ничто не могло быть следствием чего-то, не имевшего под собой реального основания. Впрочем, ничего хорошего не было в том, чтобы настолько доверять людской молве, придавать значение случайно брошенным словам и принимать всерьез мнения, которые пересекались и вновь расходились в зависимости уже не от того, кто их высказал, а от самого момента их высказывания.

Так или иначе, душа Ибаньеса исполнялась неким восторженным чувством, когда он слышал, как имена великих фельдмаршалов, великих генералов совершенно естественным образом передаются из уст в уста, и мысли о том, что они вместе со своими дивизиями, возможно, где-то совсем рядом, вызывали у него удивление и восхищение, которые он не скрывал от Лусинды, но тщательно прятал в присутствии Шосефы или дочерей. Между тем он продолжал созерцать море со своего наблюдательного пункта на крыше. Так почти безмятежно протекала жизнь в Рибадео в последние месяцы 1808 года.