Он ложится на кровать, положив голову на подушку, пытаясь убедить себя, что делает это исключительно для того, чтобы было удобнее думать, он даже говорит себе, что не раздевается, дабы не уснуть. Он говорит это себе и погружается в сон. Антонио Раймундо Ибаньес наконец засыпает впервые после того, как покинул Саргаделос накануне во второй половине дня. Прошлой ночью ему не удалось поспать: вся она прошла в дороге, в поспешном и беспокойном бегстве, дабы возвратиться в дом, где он родился, в поисках призраков, что таились в нем; теперь же единственный призрак, внимательно изучающий его, — это его собственное изображение на картине, но он уже об этом не ведает. Свет свечи тает, и все погружается в темноту. А вокруг обитатели ночи, чуждые спящим, что занимают землю днем, делают свое дело.
Сны Антонио Ибаньеса не лихорадочны, они убаюкивают, успокаивают его душу. Вот ему снится, что он взмыл на летательном аппарате дяди Мануэля, а Шосеф что-то кричит ему снизу; или вот он едет верхом на деревянном коне на церковную службу в Санталью. Оттуда, сверху, с крупа чудесного механического животного мир кажется совсем иным. Люди отступают, чтобы освободить путь Мануэлю Ломбардеро, и многие мужчины снимают шляпы перед подпрыгивающим ходом деревянного механического коня, который кажется им настоящим чудом. Они уже давно признали, что коль скоро этот человек способен сооружать механизмы, отмеряющие время, чудесные механизмы, состоящие из скрупулезно подогнанных сцеплений и зубчатых колесиков, передающих точные, размеренные движения, производимые главной пружиной с помощью регулятора и толкателя, то он вполне в состоянии создать и это хитроумное сооружение, которое вместо сена надо снабдить пружиной, приводящей его в движение, и жиром, чтобы смазывать его нутро.
С крупа этого удивительного животного, свесившись набок за спиной экстравагантного дяди Мануэля, маленький Антонио созерцает мир своего сна. Ход коня замедленный, но ему он кажется величественным. Механическая игрушка идет шагом, даже не трусцой, а уж тем более не галопом, но она исполнена достоинства. Народ уже давно перестал обращать на механического коня то же внимание, какое он вызывал своими первыми явлениями, особенно самым первым, когда дон Антонио впервые появился перед церковной службой на своем деревянном коне, подъехал на нем к самой церкви, под навес, который в народе зовется
Теперь механизм уже не новый, и Мануэль относится к нему очень бережно. Если бы он не любил так племянника, то ни за что бы не позволил ему взобраться на лошадь, чтобы не перегружать машину; но он предпочитает смазать настоящим конским жиром наиболее натруженные части искусственного коня и готовить его на протяжении всей недели, лишь бы увидеть, как весь вид мальчика выражает счастье.
— Стареет Росинант[15]
, — говорит ему кто-то, пока он пристраивается под навесом капитула.Идет мелкий неторопливый дождик. Среди безмятежного сна, в котором Ибаньес едет верхом на коне, ему становится понятным объяснение, согласно которому детали разбухают от сырости и механические суставы хрустят, как настоящие.
— Это старческий ревматизм, друг мой.
Антонио спешивается, вслед за ним то же делает часовщик. Он никогда не задумывался над тем, было ли это механическое сооружение самцом или самкой, кобылой или конем. Оно было тем, кем было. Чудо, на котором мог ехать верхом ребенок. Ибаньес вздыхает и вздрагивает во сне. Дождь мелкий, приятный и настойчивый. Издалека за ним наблюдают родители; отец в восторге, мать же обеспокоена той любовью, что испытывает ее сын по отношению к самым экстравагантным их родственникам; она не догадывается, что полушутя-полусерьезно Ломбардеро разъясняют ему, каковы вещи в действительности и что все отнюдь не сводится лишь к поездке верхом на этом чудесном устройстве.
Мануэль не просто подвозит племянника к маленькой церкви, он приближает его к себе; но это не помешает ему через некоторое время дать мальчику