Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса

Память о тех днях, о неизбежных выступлениях дона Бернардо в защиту своего управляющего перед епископом Мондоньедо, навевает Антонио Раймундо воспоминания о других именах и других делах, которые смутно возникают у порога его памяти, дабы, оказавшись там, обрести нужную отчетливость. Педро Антонио Санчес, родившийся в Санталье-де-Куртис приблизительно в то же время, что он сам, может быть только несколькими месяцами раньше, — это одна из теней, возникших благодаря деятельности хозяина Гимарана в поддержку своего родственника. Санчес разработал план, согласно которому на кафедре моральной философии должны были заниматься толкованием текстов картезианца[49] Пуршо вместо текстов Гудена, и этот план наполнил «ужасом и смятением» душу ректора Серрано. Настолько, что Педро Антонио было отказано в руководстве кафедрой уже в 1783/84 учебном году, менее пятнадцати лет тому назад, по причине «хронической склонности к гипохондрии», приведшей его к «слабости общей и особо что касаемо головы; и положение сие усугубляется, коли надобно ему отвечать на любой вопрос, требующий особого внимания». Но ведь когда утверждается, что «действия правительства начинаются там, куда не распространяются действия частного лица», то это отражает в высшей степени христианскую истину, которую вряд ли можно заподозрить в ереси, равно как и следующую: «Для точного соблюдения правосудия надобно всегда хранить в памяти сей великий принцип морали, характеризующий христианскую религию: творите с другими то, что бы вы желали, чтобы творили с вами самими»; в устах архиепископского прокурора данная фраза звучит так же естественно, как неестественно то, что столько тяжелых испытаний довелось пережить несчастному Педро Антонио Санчесу, обвиненному в ипохондрии и еретичестве, едва лишь инквизиция, движимая завистью и страхом перед новизной, вонзила зубы в его интеллектуальное и человеческое существо. А потом точно так же поступила и с Антонио, а затем — еще более каверзным образом — и с Бернардо Фелипе.

Будто созданные одной лишь игрой ума, лишенные своей реальной сущности, проходят перед мысленным взором Антонио Раймундо имена друзей, на которых он так или иначе опирался, создавая свою империю. Одно из них — Луис Марселино Перейра. Этот человек изучал математику, экстравагантную науку, которую одолел с помощью монаха-бенедиктинца отца Фойо, а кроме того, написал краткий трактат о внедрении льна в Галисии, которым воспользовался Антонио. Посредством математики и написания трактата Марселино быстро и успешно удовлетворил свое научное любопытство, что в конечном итоге не помешало ему стать тем, кем он и был сейчас, в момент мысленного обращения к нему Антонио, а именно заседателем суда в Палате идальго Папской канцелярии Вальядолида[50] и другом Мелендеса[51] Вальдеса, еще одного призрака, явившегося в Виланову-де-Оскос этим ранним майским утром, когда весна уже не кажется такой сияющей, какой она была до сих пор, и как будто отступает в ожидании неизвестно чего, может быть зимы, то есть холодов.

Франсиско Консул Хове-и-Тьерно тоже имел дело с инквизицией девять лет назад, и Антонио вспомнил его сейчас, потому что его имя неведомо каким образом пришло к нему вместе с именем Перейры. На процессе, который возбудила против него Святая инквизиция, было доказано, что он имел отношение к похищению ста двадцати тысяч реалов, принадлежавших приходскому братству Правии, — невероятная и более чем сомнительная кража; спасаясь от преследований, ему пришлось бежать в Мадрид и стать музыкантом в труппе комедиантов — к таким вот вещам вынужден прибегать человек, если хочет выжить, и может положиться только на самого себя, не имея поддержки и средств. Хове прекрасно знал земли королевства Галисийского и княжества Астурийского, настолько хорошо, что в восемьдесят шестом году с помощью Игнасио Агуайо, того самого, который издал всеобщий регистр полного снаряжения кораблей, фрегатов и корветов королевства, опубликовал Меморандум о знании земель, принесший всем, и Антонио в частности, огромную пользу. Консул Хове был автором книги, изданной тоже при помощи Агуайо, о методах подъема воды, которая так пригодилась Антонио на его заводах.