Синий конверт, или Немцы разные бывают

У Н.В. фон Краузе не было отдельной папки, где содержались бы материалы к нему лично относящиеся. Его имя было одним из трёх, обозначенных на обложке не слишком объёмного Дела под номером 23873. Ниже красными чернилами было отмечено: «Беглецы. Переданы в Дегтярск».

Из материалов Дела следовало, что Н.В. фон Краузе, 1924 г. рождения, был призван на службу в вермахт весной 1942 года. Его часть, дислоцировавшаяся всю войну во Франции и Бельгии, была переведена на Восточный фронт в конце 1944 года. Таким образом, констатировал Георгий, Краузе не был на территории СССР во время войны и, видимо, в преступлениях против нашего населения не запятнан. К тому времени Советская Армия вела сражения уже за пределами своих границ. В плен обер-ефрейтор Н.В. фон Краузе попал в начале 1945 года в Словакии. Каких-либо прегрешений за Краузе за весь период пребывания в лагерях замечено не было, вплоть до Исетского лагеря. Здесь он был уличён в подготовке к групповому побегу. После проведённого в отношении несостоявшихся беглецов дознания, некоторые из них были переведены в другие лагеря. Фон Краузе был отправлен в лагерь в Дегтярске, там же в Смоленской лагерной зоне. Туда же передано его личное Дело.

Георгий понял, что ознакомился, по сути, лишь с копиями или вторыми экземплярами некоторых материалов о Краузе, которые строгая инструкция требовала оставлять в старом лагере при передаче Дела в другой. И решил перейти к архивам Дегтярского лагеря, не особенно надеясь узнать о Краузе что-то новое. Разве что о деталях побега и роль, какую он играл в его подготовке. Григорию было просто интересно узнать, на что рассчитывали немцы-беглецы в чужой, люто ненавидевшей фашистов, стране.

Здесь его ждало открытие. В личном деле Н.В. фон Краузе сверху лежал материал следствия о побеге. Из которого выяснилось, что Краузе неплохо знал русский язык. Некоторые его объяснения произошедшего были записаны им собственноручно и довольно правильным с грамматической точки зрения русским языком. И именно владением русским языком он объяснял своё участие в заговоре. Его якобы под угрозой расправы заставили присоединиться к беглецам.

— В русской стране для немецких беглецов это было вполне разумным решением иметь рядом русскоговорящего товарища, — подумал Георгий.

Но это же обстоятельство — знание русского языка — стало причиной перевода фон Краузе в другой лагерь после разоблачения заговора. Он был заподозрен своими товарищами по бараку, сочувствовавшими заговорщикам, в том, что это именно он выдал беглецов администрации лагеря. И соседи по нарам приговорили его к смерти за предательство.

Но не эти перипетии лагерной судьбы Краузе заинтересовали Георгия. В большом коричневом конверте, подклеенным к задней обложке личного дела, он нашёл несколько писем и открыток ему от матери.

Георгию пришлось взяться за словари. Немецкий не был обязательным в курсе его специальной подготовки, но со словарём он был способен осилить любой текст, даже рукописный.

Одно письмо было отправлено к Рождеству в конце 1944 г., другое было датировано февралём 1945 года. Очевидно, Краузе успел получить их ещё до пленения. Почему письма, которые даже в советском лагере считались личной собственностью заключённого, оказались в личном деле Краузе, то есть были у него изъяты, Георгий не понимал. Абсолютно ничего, что могло бы насторожить администрацию лагеря, в них не содержалось.

Судя по содержанию, первое из двух писем было написано вскоре после отъезда Нормана. Похоже, он был недавно дома в отпуске и мать писала: как хорошо, что ей удалось повидать сына перед Рождеством. Норман, видимо, должен был порадоваться ее известию, что Марта, наконец, отелилась. Подписано было письмо словами «твоя Мама». Стояла и дата. Более мелким шрифтом под подписью была сделана приписка тем же почерком: «С ней все в порядке».

— С кем все в порядке? С коровой Мартой? Ни о ком другом в письме речь не идет, — размышлял Георгий. — Корова Марта могла быть любимицей в семье Нормана, тогда понятно такое внимание к ней в письме. О состоянии телёнка речь в приписке идти не могла. Телёнок, по-немецки — «kalb», среднего рода. А корова, по-немецки — “Kuh”, относится к женскому роду, того же рода и приписка.

— Ну, бывает, что в крестьянских семьях обожают отдельных коров, — решил Георгий и уже собирался перейти к другому письму, когда вспомнил где-то читанную геббельсовскую пропагандистскую установку: «Каждого немецкого солдата должна ждать немецкая девушка».

— В самом деле, может быть, мать имела в виду девушку сына? — подумал Георгий. — В его возрасте пора было иметь свою девушку. Но почему мать не называет ее имени? Ну, что же, бывает, что матерям не нравятся подруги их сыновей и они прибегают к местоимениям вместо их имён. Кстати, о том, что мать не была расположена к девушке может говорить и то место в письме, где была сделана эта запись — в самом конце, после подписи.

— И все-таки с кем «все в порядке»: с коровой Мартой или с девушкой Нормана? — С этой мыслью Георгий перешёл ко второму письме матери.