Синий роман

– А что за подробности? – Костик плевать хотел на какие-то там подробности, однако правила этикета обязывали его задать этот вопрос.

– С Вашей помощью, Константин Щукович, – голос Лаврентия наполнился пафосом, – мы задержали триста семьдесят кило инопланетян, а также их распространителей.

Создавалось впечатление, что инопланетных товарищей по разуму продавали на рынке, словно картофель. Судя по всему, подобное сравнение пришло не только в мою бестолковку, но и в голову Костика:

– Как картошку что ли?

– Почти. Их, под видом арбузов, распространяли два азера, которые, правда, не знали, что именно они продают. Мы проверили. Они купили, по копейке за штуку, тонну арбузов и заплатили за это один рубль, – достав из недр своего дубового стола калькулятор, подполковник произвёл какие-то вычисления и продолжил, – не сложно догадаться, что арбузов было ровно сто, и каждый из них весил по десять килограммов.

– Должно быть, ребята не хило поднялись? – предположил Костя. Коньяк, возвращая его на грешную землю, не давал ему возможности подняться до высот инопланетного разума.

– Не успели. Они продали всего семь арбузов, один из которых купили Вы, а остальные Вы же и разбили, а что не разбили, то мы конфисковали, – в его голосе чувствовалась гордость за свою оперативность, – и, что интересно…

Его содержательный рассказ был прерван на самом интересном месте людьми в белых халатах – четырьмя амбалами, руководимыми сухонькой женщиной в пенсне. Они без стука вломились в кабинет и, не дав Лаврентию даже расстегнуть кобуры, скрутили последнего, а вместе с ним и Константина.

В психиатрической больнице имени Ф. М. Достоевского (Фёдор Михайлович был удостоен такой чести за написание романа "Идиот"), в кабинете главного врача их ждал радушный и радужный приём.

– Так значит, вы видели инопланетян? – голос главврача, сухонькой, но очень волевой и властной женщины в пенсне, был вкрадчиво мягким и профессионально приятным.

– Да. Конечно, – Лаврентий был возбуждён, а Костя, убаюканный действием продукции Ереванского коньячного завода, молча и как бы со стороны, взирал на происходящее, которое его вроде бы не интересовало.

– И что же это было?

– Арбузы.

– Арбузы?! – хмыкнула та.

Сарказма Лаврентий не заметил.

– Да. Арбузы, но не простые…

– …а золотые, – мысленно довёл за него фразу до логического завершения Костя.

– А какие? Золотые что ли? – прочитала мысли Костика обладательница раритетного пенсне.

– Ну, почему же золотые?

Продолжить ему не дали. Распахнулась дверь, и в кабинет ввалилась пьяная компания. Властная дама в пенсне хотела что-то возразить, но, как она ни силилась, ей не удалось даже рта раскрыть. Остальные сотрудники психиатрической лечебницы имени Ф. М. Достоевского ощущали себя так же, как и их шеф. Их парализовало. Психи же, напротив, почувствовав прилив жизненной силы, с утроенной энергией полезли на стены. К удивлению парализованных, но не утративших способности мыслить докторов и санитаров этого гуманно-оригинального заведения, некоторым из них это удалось.

Среди множества наполеонов, лениных, гитлеров и иже с ними, поражал своей прытью один ярко выраженный гомик, который мнил себя исключительно гетеросексуалом. Он умудрился забраться на потолок и совокупиться там с люстрой. После этого случая все люстры убрали, оставив голые стоваттные лампочки, которые, несмотря на свою обнажённость, никого не возбуждали…

Напрошенными гостями оказались, те с кем Лаврентий начал непримиримую войну и из-за кого угодил в психушку. Им очень понравилась настойчивость и неподкупность бравого командира. Именно таких не хватало в их космофлоте. Уговаривать Лаврентия не пришлось. Его ничего не держало на Земле. К тому же ему пообещали дать для начала в подчинение космолегион, что по земным меркам равнялось полку и для начинающего космического командира было совсем не плохо…

…Константин, со словами из старого японского мультфильма: «Тулип, мой милый Тулип», встал с пропитанной жарким летом земли и пошёл вслед за солнцем – на запад, потому что именно в том направлении находились питейные заведения, в содержимом которых он так нуждался в эту минуту скорби и отчаяния.

                        Deep Purple.

Я не знаю, почему так получается, но хочется думать, что виновата здесь она, а не я.

В том, что облака обнимают скалистые утёсы и от этого горы кажутся белыми и пушистыми. И мягкими.

Она сидела на кухне и, расположив на своих коленках книгу с репродукциями Дали, увлечённо рассматривала их. Я стоял рядом… Я поймал себя на мысли, что её ноги гораздо приятнее работ мастера. То есть, мне были интересны исключительно её ноги. Для меня они гораздо привлекательней картин Дали. В плане желания, в плане сексуальности и в плане живописи, как в плане совершенства. Дали – идиот. Хоть и гениальный. Он не видел её ног. Я же, в отличие от него, банальность, потому как он воспевал молочное тело Гитлера, а я всего лишь восхищаюсь её ногами.