Встал он к стенке, угрюмо посмотрел на стрелков, запомнил каждого в дуло, попрощался с жизнью, пожалел, что не дал тогда в глаз пьяной балерине Зинке и запел «Боже, царя храни».
Залп и… хрена лысого. Ни одной царапины, если не считать свежих щербин на многострадальной кирпичной стене.
Шнабс-капитан Бесперебойный выплюнул изо рта цветик-семицветик и, глядя на героев расстрельной команды, весело констатировал факт неудавшейся генеральной репетиции парадно-показательной казни приуроченной к международному женскому дню 8 марта:
– Блядь. Господа, да они ж все в гавно.
А Клим подумал: "значит, буду жить долго. Какой бог? Какой царь? Какая в жопу Зинка? Вот стану комиссаром, надоть будет учредить звание Ворошиловского стрелка и давать его всем, кто мимо". Брезгливо снял свои обосранные портки и пошёл себе восвояси с места неудавшегося аутодафе. И там, где ступала его нагая нога, бурной плесенью начинали цвести несущие конструкции несуществующего слога его отрыжки вперемешку с икотой.
– Стреляй. Стреляй, Глеб Егорыч. Уйдёт же. Уйдёт!!!
– Сначала надо в воздух.
– А в воздух-то за что? Не он же банк ограбил.
Счастливая смесь кислорода с азотом придурковато улыбнулась и благодарно подарила им отражение радуги в окрестностях татарской деревушки Дерикой, что находилась на берегу мелководной горной речки. В реке, кроме взвода вечно пьяных мужиков под предводительством потомственного шамана Бесперебойного, купались две немки: фрау Роза и фрау Клара. Ранняя весна подарила дамам радость знакомства с хайтормой. Семь шестых данного музыкального направления приятно ласкали слух, но при этом никак не укладывались в их естестве. Тирольские напевы прочно и навсегда завладели немецкими мозгами женщин.
В деревне, помимо звуков хайтормы и стройных кривоногих татарочек, проживал огромный каракурт.
Судя по зигзагообразной траектории паутины чёрной вдовы, скоро будем пить портовое вино – значит лето в длинных ногах и коротких юбчонках. И его в который раз станут дониматься обладатели борсеток с заводами, мавзолея с Лениным, мозолей с пивом, и прочей дорогостоящей лабуды. А я на новый год, как водится, накушался. Славно так попил. Нихрена не помню. Будет что порассказать внукам. Если те когда-нибудь появятся, конечно.
Кстати, у меня есть машина времени. Запой называется. Правда, работает, зараза, только в направлении будущего, но зато исправно. Начал, если верить календарю, 25 декабря… скоро уж и крещендо водолазово, а я всё никак не остановлюсь. Запой с нормальным произношением – с точки зрения существительного, это круто.
В один из рассветов просыпаюсь и понимаю: вместо водки испытываю непреодолимую потребность в филологии.
– Кто такой мизантроп? – спросил свежим перегаром я нежную кошку по имени Вассер-Ла.
Нежная театрально поморщилась, но с ответом всё-таки удосужилась:
– Мизантроп – это филантроп, зацеловавший до смерти своего визави, – а коготки-то у кошки острые.
Только непонятно, с какой целью она их выпустила: то ли поцарапать, то ли просто так – поточить. Кто ж их разберёт – этих кошек? Хотя, любая кошка, в отличие от женщины, представляется мне вполне предсказуемой и даже предподлежащей.
...................................................................................................... в этом месте погребён абзац о Зелёном Коране, голубых кораллах и бесцветной коварности женщин. Я убил его, как убил многое другое, что было для меня дорого.
– Почему? – спросила меня ты.
– Потому что ты ничего не хочешь видеть дальше собственного носа и полагаешь что всё это бирюльки – игра, несомненно, интересная, но, в общем-то, легкомысленная.
Ты могла бы засучить рукава и в течение всего одной недели построить Байконур II, но почему-то предпочитала сучить ножками на сцене Мариинки.
А всё проклятые пуанты.
Но я люблю тебя.
Какое счастье, что ты у меня есть и что не поэт я. В противном случае писал бы тебе пошленькие стишата, рифмуя вновь-любовь, бодун-Цзэдун. Впрочем, последняя рифма мне видится вполне актуальной.
Ивана. 18.03.02 г. Москва.
Танго.
Сиваш. Краснопузые оборванцы, словно тридцать три богатыря под предводительством танцмейстера Пушкина, вышли из воды и, вставив нам по самые гагашары, сбросили туда, откуда только что вышли сами. Не долго мучилась старушка… Сейчас бы в Ялту. Там вино и пальмы, солнце и девочки мадам Изольды.
Чудом оставшийся в живых, офицер белой гвардии шнапс-капитан Бесперебойный налил себе полный стакан водки. Откушал. Закусил свежеприготовленным капустным салатом. Достал из нагрудного кармана серебряный портсигар с золотым фамильным гербом. Папиросы "Лира". Закурил. Откинулся на спинку стула (тот был сделан из молоденькой русской берёзки) и с наслаждением застрелился.