Синхронный ирий

      Литература – это всегда приключение: на любовном фронте, на военном, на политическом, на психологическом, на мистическом, на литературном – на любом. Но если нет приключения… Но вот у меня-то его как раз и нет. Просто обломок какого-то глоссового апокрифа. В литературе добро всё время побеждает зло, или как стало нынче модно, зло одерживает верх, но всё время кто-то с кем-то борется. Война – это воздух человека, и без неё ему невмоготу. А вот у меня никаких войн нет – ни борьбы, ни приключения, ни добра, ни зла, ни их синтеза, ни нейтралитета. Даже мужчина и женщина не вступают в борьбу в пресловутом любовном треугольнике. Зоя, Ирэн и я. И никакой борьбы. Никаких тебе тайн мадридского двора. Никаких победителей и побеждённых. Озлобленный бедняк вымещает свою ярость в том или ином виде на богатом добряке, тупица на интеллектуале, квазимодо на аленделоне, неудачник на счастливчике. А что им ещё остаётся? Потерпевшая сторона жаждет реванша, отвечает местью, которая часто превосходит по силе, коварству и беспощадности (если не сказать садизму) во много раз приченённый урон. И это называется борьба добра и зла. Два последних слова следовало бы взять в кавычки. Бывают, конечно, и исключения. И это всем нравится. И всех возмущает. А я всего этого ни хрена не понимаю. Не понимаю и не принимаю. Поэтому и пишу всякие лжекниги.

      Зоя проникает в мои зрачки как луч света в глубину тропического леса; я жду её каждый день, и она бисеринкой чёрной галактики становится моим зрачком, в ней больше звёзд, чем во всех вселенных вместе взятых, и их вовсе не нужно подсчитывать и изучать – только созерцать и слизывать языком, делать ячейкой своей радужной оболочки и очередной спиралью на коже подушечки пальца. Всё её существо развоплощается в моих туманных топях, становится моим феерическим фимиамом и кружится в моём инфрамире без небес и земли, медленно и плавно, переходя от одной аформации к другой.

      Зоя – З.О.Я. – Змея особо ядовитая, как расшифровывает вульгарное сознание имя с присущей иронией, подколом и амбивалентностью – ядовитость тешит мазохистские глубины сильного пола. З.О.Я. – зикр острой яри – внедряется в толщи сексофанталогии как зазубр криптовируса.

      На этажах рассредоточившегося солнца мы лежали словно два пингвина на антарктических сине-фиолетовых гладях и впитывали образы параноидальных деревьев, каменноугольных джунглей и инфраафриканских саванн. Что было позади? География наших тел (сомаграфия) – эти невидимые для других континенты, проливы, моря, бухты, лагуны, острова, реки, озёра и гейзеры, пустыни, мангровые леса и тропические болота; мы шли по нехоженным тропам, как сомнамбулические путешественники пересекают просторы неугасимых, не устранённых версий своих ещё самим себе неизвестных начинаний, там где в пещерах наших закоулочных ландшафтов спали ихтиозавры неописуемых образов. Верхняя география твоего тела – это полярные голубые снега и просторы под северным сиянием, переливающиеся аметистами и хризобериллами, это мшистые тундры с карликовыми деревьями затаённых желаний, это полосы дюн под неприветливым сумрачным небом и смешанная полоса лесов с их простым и неприхотливым очарованием. Нижняя география – это пояс вулканической активности, ревущие сороковые, бенгальские тигры и бангладешские ливни, каннибальские обряды острова Папуа и стаи летающих лисиц; мадагаскарский культ мёртвых, лабиринты амазонской сельвы и калейдоскоп коралловых рифов. Я опускаюсь из верхних слоёв атмосферы и ничего этого уже нет – только кисть цветущей сирени, в который я уткнулся лицом.

      Хорошо, когда всё понятно и нет никаких вопросов, всё наперёд рассчитано, проверено, пронумеровано, проглажено, зафиксировано и запечатано. Жизнь как учебник. Изучил – передал дальше. Пока не истреплется и не осядет пылью. Но вот когда жизнь гримуар ещё не написанный, и тайнопись создаётся только-только под касаниями рук неосязаемых предметов…

      Каждый раз переписывать полотно заново, а потом одним взмахом кисти раскрыть все написанные полотна. Измысл и размысл основные краски, и палитра в червоточинах реки под названием жизнь. Сколько бы мы не разговаривали, не выговорим всё равно ничего. Даже внутренним диалогом или монологом. Не выговаривать и не заговаривать, а плыть по собственной реке, а лучше быть рекою-океаном, не опоясывающим. Не выговаривать, но говорить – глоссотечь и молчать. Говорить – это паузы между молчаниями. Всё, чтобы ты не наговорил, всё это ты. ТЫ. Мир не может говорить. Ты говоришь. И молчишь. Мир не может молчать. Не говорить, не молчать. Только соприсутствовать. Ты – Слово-Река-Океан. Слово и Ты – это майтхуна крепче атомарных уз, это идеальный электр, алмазная амальгама. Ты в беспределе Слова – только ТЫ и есть. Ничто не заменит Слова. Ничто не подменит его волны катящейся и катящейся.