Синьора да Винчи

Я как можно плотнее прижалась к Лоренцо, положив руку ему на грудь. Макушкой я чувствовала прикосновение его губ.

— Я должен кое-что передать тебе — то, что узнал от Il Moro во время нашей с ним последней встречи. То, что они задумали с Родриго. Он станет первым Папой из рода Борджа, — со значением произнес Лоренцо. — Как только он наденет тиару, непременно поезжай в Рим и встреться с ним. В его руках сведения, необходимые для успешного завершения нашего сговора.

Он застонал, и я тут же отодвинулась, понимая, что близость моего тела хоть и согревает его, но, возможно, досаждает ничуть не меньше. Мы лежали бок о бок, вперив взгляды в резную изнанку надкроватного полога.

— Если Иннокентий настолько близок к смерти, — сказала я, — выходит, что Савонарола верно предсказал год не только твоей кончины, но и папской?

— Да. Но превратность судьбы такова, что это обстоятельство придаст излишнюю достоверность тому, что я собираюсь донести до нашего друга. Катерина, подай мне перо и бумагу.

Я нехотя встала и принесла требуемое. Опершись на локоть, Лоренцо скрюченными пальцами принялся выводить слова на бумаге.

— Позволь мне, — взмолилась я.

— Нет. Я должен самолично написать приглашение.

Сложив готовое послание, я капнула на него красного воска и скрепила печатью Медичи. Лоренцо, утомленный даже таким ничтожным усилием, в изнеможении откинулся на подушки.

— Как ты думаешь, я скорее умру, если выпью растолченных самоцветов? — неожиданно спросил он.

— Лоренцо, не надо! — Я быстро подошла к постели. — Ты не представляешь себе, какая адская от них боль!

— Думаю, Катерина, она вряд ли хуже, чем теперешняя, — прошептал он, схватив меня за руку. — Мне надо знать, когда принять настой. Я должен умереть в его присутствии! Только подумай, что он раздует из этого!

Я снова легла рядом с Лоренцо и обняла его, уже не скрывая отчаяния и не сдерживая слез. Он обвил меня слабеющими руками и долго целовал мое лицо.

— Пора, любовь моя, — наконец вымолвил он.

Я поднялась и, почти не чуя под собой ног, направилась к двери.

— Непременно поблагодари от меня сына, — услышала я вослед. — Ты лучшая из женщин, и целый свет воздаст тебе хвалу… за Леонардо.

Я обернулась напоследок поглядеть на того, кого мне посчастливилось любить всю жизнь.

— Улыбнись мне в последний раз, Лоренцо, — попросила я. — Я хочу запомнить тебя таким.

Я верхом вернулась во Флоренцию и вновь поскакала на улицу Ларга. Набравшись храбрости, я вошла в ворота монастыря Сан-Марко и обратилась к первому попавшемуся послушнику, на вид совсем юноше. Я сдержанно сообщила ему, что везу послание от Лоренцо де Медичи, которое мне поручено передать лично в руки настоятелю. Он тут же унесся прочь, явно преисполненный важности оттого, что именно ему доверено передать Савонароле такие важные вести.

Ко мне вернулся не он, а другой, более пожилой доминиканец. По его суровому лицу можно было предположить, что он в жизни своей ни разу не улыбнулся. Монах впился глазами в запечатанное послание в моей руке, будто оно было писано самим Сатаной.

— Следуй за мной, — велел он и двинулся к лестнице.

Мы поднялись на второй этаж. В коридоре воняло мочой, как будто братья во Христе не утруждались лишний раз выйти во двор. Встретившиеся нам монахи с выбритыми тонзурами все как один зыркали на меня, словно желая сглазить или напугать до смерти.

Настоятель Савонарола уже ждал в убогой келейке, дверь в которую была распахнута настежь. Он сидел за пустым столом на простой скамейке и смотрел в окно. Мне вспомнилось, как в этот арочный проем он разглядывал скульптуры сада Медичи. Когда мы вошли, он и бровью не повел, лишь жестом велел суровому монаху удалиться.

Мы остались одни. Савонарола обернулся, и я вновь внутренне содрогнулась от омерзения. В нем было уродливым буквально все: губы, нос, близко посаженные глазки, обведенные бурой каймой и посверкивающие неизбывной болезненной яростью.

— Почему я должен верить, что это письмо от тирана Медичи? — язвительно спросил он, буравя меня зелеными глазками-бусинками.

— Потому, святой отец, — как можно подобострастнее ответила я, — что на нем печать Медичи. — Я протянула ему бумагу от Лоренцо. — Я знаю, какая суровая кара постигла бы меня, если бы я осмелился принести вам фальшивку.

Савонарола вырвал из моей руки послание и отошел с ним к окну, придирчиво осмотрел печать и лишь затем взломал ее. Повернувшись ко мне спиной, он бегал глазами по строчкам записки от Il Magnifico, и я видела, как по мере прочтения расправляется его сутуловатая спина.

— Известно ли тебе, что я отверг уже с дюжину его приглашений? — вопросил Савонарола.

Я с глуповатым видом покачала головой.

— Знаешь ли ты, что в этом письме? — Савонарола обернулся и взглянул мне прямо в лицо.

— Да, святой отец. Лоренцо…

— Тиран Медичи, — одернул меня приор.

— Тиран Медичи, — послушно повторила за ним я, — в полной мере осознал свои грехи и, лежа на смертном одре, желает вам исповедоваться.

— Он сейчас в Кареджи?

— Да.

— Он не расставил мне на пути ловушек?