Синьора да Винчи

Вдоль ограды загородного имения Медичи была выставлена усиленная стража, но я попала в особняк без труда. Гостиная на первом этаже, превращенная во временный штаб управления республикой, напоминала растревоженный пчелиный улей. Среди толпы новых conditores и consiglieres, набранных Пьеро среди своих ровесников, и нескольких почтенных членов Синьории я увидела и самого наследника. Все громко спорили, говорили наперебой и размахивали руками, стараясь перекричать друг друга. Поднимаясь по лестнице, я раздумывала о том, как покой и порядок в одночасье оказались вытеснены сущим хаосом. «День и ночь, — говорила себе я. — Рай и ад».

Я невольно перенеслась мыслями в сад позади особняка — подлинный Храм Истины с дряхлым древесным исполином. Под его ветвями когда-то собиралась наша академия, осваивая пределы постижимого.

«Наш Великий сговор для Савонаролы — все равно что ящик Пандоры, — размышляла я по пути на второй этаж, — но ключом к нему должна стать смерть любимого мной человека».

Наверху царило смятение иного толка. Дверь в спальню Лоренцо осаждали целители. Был тут и главный личный врач Медичи. Он стойко отвергал фатальный конец недуга Лоренцо и уверял, что все придет в норму, если только больной не поленится выплевывать виноградные косточки и откажется от груш, а ноги будет держать в тепле и сухости.

Лукреция-старшая сидела в коридоре на скамейке и безутешно рыдала, дочь-тезка, как могла, утешала ее. Пико Мирандола в полном смятении отчитывал незадачливого пажа, безуспешно пытавшегося объяснить, каким образом люди Савонаролы смогли ворваться в городской дворец.

— Что же, библиотека погибла?! — вне себя вскричал он.

— Да, — ответила я, спасая несчастного мальчишку и жестом отпуская его. — Нам остается только уповать на благоразумие настоятеля Сан-Марко — на то, что он не сожжет книги.

Мы обнялись.

— Силио забаррикадировался в своих покоях, уверяя, что в его саду дерутся и орут великаны-призраки. Анджело там, — он кивнул на дверь спальни, — спорит с ученым лекарем из Павии. Тот настойчиво предлагает Лоренцо выпить настой из растолченных алмазов и жемчуга.

Пико осуждающе покачал головой, а мое сердце преисполнилось искренней благодарности к Анджело Полициано: из всех приятелей Лоренцо он любил нашего правителя горячее всех.

— Сильно он мучится? — спросила я.

— Страдания невыносимые. На руках и ногах кровь по непонятной причине даже проступает сквозь кожу. У него болит все до мозга костей, и от этого он не знает ни минуты покоя. Но Лоренцо заботится не о том, как бы облегчить свои страдания, — грустно усмехнулся Пико, — а больше успокаивает самих врачевателей.

— Я хотела бы повидать его, — сказала я.

— Иди. Может, хоть ты избавишь его от свихнувшегося павийца с его толченым жемчугом.

Я собралась с духом и сподобилась если не на улыбку, то хотя бы на радость на лице, ощущая при этом только сокрушительную скорбь.

Но радость от свидания с Лоренцо, пусть даже лежащим на смертном одре, оказалась такова, что я с трудом удержалась, чтобы не броситься к нему в объятия. В углу спальни Анджело Полициано многоречиво обсуждал что-то со спесивым доктором в темных одеждах — очевидно, с тем самым павийцем.

Лоренцо сразу заметил меня, и его лицо, хотя и перекошенное от боли, тут же осветилось. Так бывает, когда из-за грозовой тучи выглядывает солнышко.

— Анджело, — со всевозможной мягкостью обратился он к другу, — не проводишь ли ты нашего дорогого гостя?

— С удовольствием, — ответил тот и, учтиво кивнув мне, вывел павийца из спальни и прикрыл за собой дверь.

— Запри дверь, Катерина, — сказал Лоренцо и, когда я приблизилась к его изголовью, шепнул:

— Ляг со мной рядышком.

Я выполнила его пожелание, удивляясь, как надежно чувствую себя в объятиях мужчины, стоящего одной ногой в могиле.

— Расскажи мне о нашей pittura de sole, — попросил он.

Я колебалась, с чего начать.

— Ты же знаешь, Лоренцо, что я не верю в волшебство. Мы с сыном оба больше привыкли полагаться на бесконечные возможности природы. Но то, что Леонардо создал из природных веществ с помощью алхимических процессов, иначе как волшебством назвать невозможно — даже на взгляд такого скептика, как я.

— И его творение сможет послужить нам в том смысле, в каком мы задумали?

— Безусловно.

Лоренцо вздохнул с огромным облегчением.

— Теперь я могу спокойно покинуть этот мир, — вымолвил он. — Как было бы чудесно, если бы и другие обладали подобным знанием — о том, что своей кончиной они платят за великое достижение.

Невероятно, но мысль о смерти наполняла его оптимизмом.

— Пьеро… — начала я.

— Правитель из Пьеро получится никуда не годный, — не дослушал Лоренцо. — Ему никогда не вырваться из-под пяты Савонаролы. Флоренции предстоит претерпеть еще много невзгод, прежде чем жизнь в ней пойдет на лад. Я посоветовал бы тебе пока вернуться в Милан, к Леонардо.

Я кивнула в знак согласия. Наша беседа с каждой минутой становилась все мучительнее, все труднее мне было скрывать печаль и сожаление.

— Прошу, придвинься ближе, — мучительно прохрипел Il Magnifico. — Твое тепло унимает боль…