Синтетическая экономика

Масштаб этого движения был такой, что игнорировать его институт эмиссионеров просто не мог. Лекции, конференции, статьи, книги, все эти в 1907-1909 годах было в изобилии. Особенно сильно тема звучала зимою 1907-1908 годов, когда прошел ряд крупных конференций с требованием создания нацбанка. Причем эти конференции были подготовлены, аргументированы, убедительны. На Англию и Францию никто не оглядывался, все твердили только о Рейхсбанке. Постбисмарковское развитие Германии действительн6о производило впечатление, причем никаких проблем с инфляцией и денежным обращением.

Мудрые эмиссионеры из федеральных (то есть работающих по всей стране) эмиссионных банков, ведь ФРС тогда еще не было, смотрели на этот процесс с понятной тревогой, ведь речь шла, ни много, ни мало, о потере лучшего бизнеса, который только можно придумать – печатать деньги. И тогда было принято гениальное решение, если не можешь противиться процессу – возглавь его, уведи в нужную сторону.

Мудрый Теодор Рузвельт никак в этот процесс не вмешивается, но правительственную комиссию по изучению вопроса создает, а закончив в 1909 году свой второй президентский срок, аккуратно отходит от дел, оставляя эту головную боль в наследство демократу Вудро Вильсону. Что очень характерно, так это то обстоятельство, что движение за создание государственного нацбанка не взяли под крыло ни демократы, ни республиканцы. Можно не сомневаться, что лоббисты института эмиссионеров и тут успешно поработали. Комиссия по подготовке банковского законопроекта постоянно меняет состав, в итоге в ней остаются люди Рокфеллера, Моргана и иных эмиссионеров, речь о рейхсбанке уже не идет, а идет только о централизации и координации. Параллельно разворачивается гигантская PR-кампания с книгами, конференциями, статьями и даже «банковской сагой о Форсайтах» в «Уолл-стрит джорнел» (огромные передовицы в 14 номерах подряд). К концу 1911 года страсти улеглись, законопроект вчерне готов, споры идут по мелочам, банкирам хочется, чтобы всех членов ФРС назначали они сами, но сходятся на компромиссе, что половину назначит президент. В декабре 1913 года, после годовой паузы, «года тишины» чтобы все тему подзабыли, закон принимается.

У Ф.Д.Рузвельта ситуация была гораздо сложнее, чем спокойные годы президентства В.Вильсона. Толпы безработных (которых по разным оценкам было от 25 до 32 процентов), закрытые банки, сталелитейная промышленность, работающая на 12% мощности, вымершие моногорода. Так что позволить себе разводить дискуссии в подобной ситуации он не мог. Любая публичная дискуссия была бы на руку Хью Лонгу, который быстро набирал обороты на протестном электорате. Поэтому Ф.Рузвельт действовал быстро и решительно, без оглядки на общественное мнение, которое к этому моменту, марту 1933 года, даже не сформировалось. Потом это станет фирменным стилем американской политики, под благовидным предлогом (у Рузвельта – спасти страну от кризиса) провернуть дельце. А если потом выяснится, что предлог-то был липовый, ну и пусть. Дельце-то сделано. Эмиссионеры могут потирать руки от удовольствия.

Примерно до 1938 года господа из ФРС расхлебывают свои внутриамериканские проблемы, пытаясь оживить производство. Получается это у них очень плохо. Проблема состояла в генетической памяти простых американцев, переживших кошмарный кризис 1929-1933 годов. Эти люди готовились к новому кризису, не тратили, а копили, и внутреннее потребление практически не росло. Вспомним, когда было создано Фанни Мей. Это все проделки ФРС, если люди не хотят покупать, а копят и копят, давайте их кредитовать, ведь жить-то им где-то надо. А науки «социальная психология» тогда еще не было.

Но в 1938 году, когда уже полыхала гражданская война в Испании, и стало ясно, что большая война в Европе не за горами, и когда Англия начала потихоньку переходить на мобилизационную экономику, американцы начинают поглядывать на чужой огород. У них есть ресурсы, рабочая сила и мощности, а продукт деть некуда, реального платежеспособного спроса нет. Но для ФРС он и не нужен. Какая разница эмиссионерам кого кредитовать, свои банки или чужие правительства? В балансе разницы-то нет. Американские компании начинают лезть с лизингом на чужие рынки, подрывая в первую очередь британскую торговлю. Особенно сильно этот процесс пошел после 1 сентября 1939 года. Вопли британцев о том, что аренда ресурсов по ленд-лизу частенько используется странами Стерлинговой зоны вовсе не для военных нужд, а для производственных, в том числе и экспортных целей, США какое-то время вообще не трогали. Но после разгрома Франции в 1940 году США осознали, что Англии, так или иначе, воевать с Германией придется, и что с этого большого варева на огне можно снять гораздо больше, чем с мелкого щипачества на вытеснении Англии с ее традиционных рынков. А значит, нужно договариваться, без этого нет надежды на военные заказы. Вот из такого сора и появилась знаменитая Атлантическая хартия, которую нынешние историки преподносят как великое достижение западной демократии.