Синтез

Воспоминание доктора, фотограф, изменяющий реальность, и вот теперь этот жидкий корпус автобуса. Все эти события стали переплетаться, превращаться во что-то, как и реальность вокруг. И я завис с этой мыслью, закрыв глаза.

Я перенесся в годы своей юности. Во время начала увлечения дизайном интерьеров и изучения 3D-технологий.

Первое и самое очевидное, что обычно все создают на старте изучения редакторов трехмерной графики, — это интерьер своей же комнаты. Такой создал и я. Хотя это было больше похоже на пародию на интерьер. С растянутыми и размытыми текстурами, слишком толстыми стенами и несоответствием высоты окна и потолка. Но это была моя комната.

После этого я начал экспериментировать с материалами. Тогда удивлялся мгновенному изменению сути объекта из-за появления у него новой фактуры, изменения свойств отражений и преломлений.

И когда я открыл глаза, именно в этой самой комнате мы все с профессором, Светланой и целым автобусом оказались. Все звуки конца света исчезли, вокруг была абсолютная тишина.

— Что… что это? — Светлана, ошарашенно оглядываясь вокруг, помогла подняться профессору.

— Это начало, — касаясь абсолютно гладкой и холодной стены, ответил ей я.

11. Конструктор

И это было начало долгого пути. Около двух лет у нас ушло на то, чтобы научиться создавать и удерживать «синтезируемую реальность», как назвал ее впоследствии профессор. Пространство, в котором мы закрылись от внешнего мира.

Сперва это была моя комната. Как в том самом трехмерном редакторе из детства, такая же неказистая. Но, разбираясь в своих возможностях, я постепенно улучшал отдельные детали обстановки. Это пространство стало своего рода тестовой площадкой.

Я воспринимал создание окружения как своеобразный виртуальный конструктор, но только не трехмерных сцен, а реальности. Думаю, именно эта всплывшая в памяти ассоциация и помогла мне создать наше убежище. Я перенес понимание работы инструментов редактирования на процесс создания и модификации окружающего пространства, как если бы это была обычная работа с библиотекой трехмерных объектов. Здесь я учился формировать различные предметы, элементы интерьера, даже нашу одежду.

Постепенно в этом процессе ко мне присоединились сперва Светлана, а после и профессор. Мы сформировали несколько сцен нашего прошлого — в дальнейшем стали называть их «слепками», — объединив друг с другом.

В начале нам казалось, что мы просто заняли своими образами часть пространства внешнего мира, и все время ждали, что кто-то ворвется к нам извне. Может, кто-то из выживших, ведь они точно должны были быть. Тот же фотограф, к примеру. Но этого не происходило. Тогда профессор предположил, что дело в том, что мы каким-то образом создаем реальность внутри созданной реальности и можем так расширять площадь без изменения изначального объема во внешнем мире.

Мы это смогли не раз подтвердить, так как первый год нас периодически выбрасывало в то, что можно было назвать реальным миром. Точнее, то, чем он стал.

Мир вовне «зарос» массой объектов, созданных бодрствующими во время конца света. Бесконечные образы наслаивались множество раз друг на друга до такой степени, что потерялась изначальная форма каждого объекта. Все превратилось в сплошную плотную однородную серую структуру. Планета покрылась чем-то напоминающим кокон в десятки метров толщиной с редкими трещинами и пустотами в них. В одну из таких пустот нас и выкинуло однажды. В дальнейшем профессор настоял на нескольких экспедициях вовне, из них мы и получили представления о том, где находимся.

Похоже, пустотами в коконе были как раз места, созданные людьми во время спасения в своих реальностях. И размер нашей трещины был примерно с автобус длиной и шириной. Сюда бы не поместилось все то пространство, что мы насоздавали к тому времени.

Чем больше мы понимали реальное положение дел, тем меньше хотелось выбираться наружу. Но и без этого выход вовне стал бы со временем невозможен. С каждой новой вылазкой мы замечали, что на Земле все тяжелее было дышать. Атмосфера разредилась, было понятно, что планета умирает. Именно тогда мы решили окончательно уйти в свою реальность и больше никогда не поднимали тему внешнего мира.

Мы продолжили изучать возможности создания окружения. Кстати, с едой в этом плане отдельная история. Сперва не было уверенности, что созданное вообще можно есть. Но и вариантов каких-то не было, так как голод пришел быстро. Хотя профессор предположил, что «тут» во вложениях есть нам может и не требоваться вовсе, никто тогда не решил дойти до состояния голодной смерти, чтобы проверить это.

В итоге на вкус все оказывалось ровно таким, как и представлялось. Только относилось это к продуктам, что мы когда-то пробовали. Когда Светлана попросила создать плоды лонгана, которые я никогда не ел, на выходе получалась безвкусная масса, напоминающая виноград, и только потому что я где-то слышал такое сравнение.