СинтеZ (СИ)

Наставница не смогла побороть соблазн и обхватила Миронова за шею, с силой прижимая к себе. Он подхватил любимую на руки, пронёс через всю комнату и кинул на мягкий диван, а сам расположился сверху. Сорвал с неё пиджак и швырнул на пол. Пуговицы звонко разлетелись по паркету. Спектра запустила руку под его майку, провела ногтями по спине, причиняя тянущуюся, приятную боль, и выгнулась под Каилом, чтобы быть как можно ближе к распалённому телу. Ей нравилось ощущать себя в его власти, хотя раньше не позволяла мужчинам быть сверху. Другие не пробуждали страсть, но с Мироновым в наставнице просыпалась нимфоманка. Она хотела отдаться ему, чтобы делал всё что угодно, лишь бы оставался рядом.

Привязанность пугала её. Ещё никто не имел над ней столько власти.

Миронов жадно осыпал поцелуями губы, шею, и напористо провёл рукой по талии, направляясь к застёжке от лифчика.

– Стой, – наставница с трудом отстранилась от него. – Нам нельзя. Это против правил.

– К чёрту правила.

Он целовал подтянутый живот, заставляя её постанывать, и опускался ниже.

– Уходи!

Каил, недоумевая, посмотрел на Спектру.

– Я не могу предать «Синтез», поэтому отказалась от тебя. И я не изменю своё решение, – она подняла с пола пиджак и накинула на плечи.

Миронов вздохнул и облокотился о спинку дивана. В голове не умещалась слепая преданность организации.

– Удивительно. Как можно быть невероятно смелой на войне, но такой трусихой в любви?!

– Я ничего не боюсь. Просто я не способна любить даже себя. И дело тут не в страхе.

– А в чём?

– Ты никогда не будешь у меня на первом месте. Война и «Синтез» всегда будут важнее. Я десять лет потратила, чтобы выбиться в ряды лучших солдат, а с тобой мы знакомы всего месяц. Меня только восстановили в должности, и я не хочу напрасно рисковать. Ты для меня ничего не значишь.

Она боялась, но, сознавшись в страхе, приняла бы свою слабость. Каил чувствовал, что любимая недоговаривает, и с трудом подавлял злость. Он ощущал себя беспомощным. Знал: никакие слова не изменят решение наставницы, не изменят её характер. Спектра оставалась одна не из-за того, что не встретила нужного человека, а потому что быть с кем-то противоречило её сущности.

– Ну, я не удивлён. Вы правда хотите, чтобы я ушёл?

Она не желала отпускать Миронова, но отгородить его от себя единственное правильное решение. Спектра испытывала душевную боль и хотя бы поэтому должна оказаться достаточно сильной, чтобы дать ему уйти. Если он останется, то умрёт и её погубит, а ради страсти не стоит отдавать жизнь.

– Да, хочу. Если хоть что-то ко мне чувствуешь, то, пожалуйста, не ищи встречи. Забудь, что мы вообще знакомы.

Миронову будто в сердце всадили копьё с ядовитым наконечником. Он хотел остаться рядом со Спектрой, но не устраивало быть одним из сотни бойцов, ничего незначащих для неё.

Каил, не попрощавшись, покинул комнату. Всё сказано, и он чувствовал себя разбитым. Мир будто взорвался, и красота превратилась в пепел. Не увидеть больше Спектру – вот, чего Миронов боялся. Не увидеть больше Спектру – вот, чего хотел.

Он оставался сильным, ведь механики рассчитывают на него, но даже спасение жизней сейчас казалось пустым.

Миронов не мог быть в «Синтезе». Он заскочил к себе в комнату и, надев джинсы, свитер и чёрную кожаную куртку, пришёл в гараж. Залез в багажник автомобиля, на котором бойцы через полчаса собирались ехать в колонию, чтобы зачистить завод от останков роботов. Когда машина двинулась с места, Каил почувствовал боль в груди – на душу словно уронили булыжник, мешающий дышать. Он хотел быть рядом со Спектрой, но не мог. Оставшись, опротивел бы ей навязчивостью и запомнился, как один из надоедливых мужиков.

Спустя час, автомобиль затормозил, и бойцы скрылись за дверьми завода. Миронов подождал пять минут, затем вылез из багажника и направился в сторону колонии. Одиночество невыносимо. В прошлый раз он шёл по дороге с наставницей – каждое деревце, каждый камень напоминал о любимой. Её призрак ступал по пятам и пробуждал воспоминания о днях, когда не всё было потеряно. Тогда Каила наполняли надежды, а сейчас не осталось ничего, кроме убийственной пустоты.

Он не заметил, как пришёл к знакомым улицам колонии. Миронов ненавидел здесь всякую щепку, букашку и без угрызения совести сжёг бы «чистилище» к чертям. Каил выделялся на фоне падших – он словно ангел, но с дьявольски злым взглядом. Он шёл против толпы, не различая грязных и уродливых лиц. Люди задевали плечами, бесстыдно толкали, но Миронов продолжал идти. Посередине улицы колонисты словно зажали в тиски, и он хотел взвыть от ненависти к колонии, к людям и к своей жизни.

Каил растолкал «животных» и вырвался из стада, скрывшись в подворотне. Из толпы, оставшейся позади, доносились мерзкий смех, плач, сбивчивая речь, напоминающая кудахтанье. Голова разрывалась от шума, и Миронов погрузился в себя, продолжая брести в забвении.

Он пришёл к истлевшему дому. Каил сюда часто прибегал в детстве, когда искал уединения от внешнего мира.