Синто

Эту важность государственного слова понимали и древние правители Ямато. Они считали себя потомками богини Солнца Аматэрасу. Оставалось убедить всех остальных, что это божество является главенствующим и по отношению ко всем верховным божествам покоренных ими племен. Для этого в мифологический цикл об Аматэрасу вплетаются частично мифы побежденных народов, подвергаемые порой значительной редакторской правке, а для увязки разрозненных кусков в единое целое сочиняются заново разного рода сюжеты. Именно таким образом составители «Кодзики» поступили с мифами главного соперника — племенного союза Идзумо, включив часть мифологических сюжетов в свой цикл и создав новые линии, позволившие объединить разрозненные сюжеты в единое целое.

В этом проявилась политическая мудрость владетелей Ямато, которые не только не «запрещали» богов побежденных, но, наоборот, всячески подчеркивали свое к ним расположение. Японский император раз в год обязательно посылал дары в Идзумо, как, впрочем, и божествам всех кланов, находящихся в его подчинении. Боги чужаков были просто включены в пантеон Ямато. Но если богам Идзумо «повезло» и они попали даже в императорские хроники, то с богами эбису (айну) особо не церемонились. Ко времени покорения айну власть достаточно окрепла и нашла уже другой язык, не мифологический, для объяснения того, почему она имеет право распоряжаться их судьбами.

То, что цель составления хроник, а также, соответственно, и мифологического раздела была преимущественно политической, явствует еще из следующего. В 712 г. завершается работа над «Кодзики», а всего через восемь лет, в 720 г., той же царице Гэммэй, которая заказала «Кодзики», зачем-то понадобилась еще одна хроника. На свет появляются «Нихонги», продукт явно экспортный, ибо написаны они не на причудливой китайско-японской языковой смеси «Кодзики», а уже на чистом китайском и притом явно по образцу и подобию китайских летописей. Желание не ударить в грязь лицом приводит даже к тому, что в «Нихонги» копируется китайский миф о разделении изначального хаоса на небо и землю, отсутствующий в «Кодзики». В целях поднятия престижа следовало доказать великому соседу Китаю, что Япония тоже не лыком шита и не просто очередной вассал Срединной Страны, а весьма самостоятельная держава, созданная к тому же при непосредственном участии божеств, а потому ей позволительно говорить на равных с великой империей.

Поскольку именно этот пункт являлся для составителей очень важным, божественное сотворение Японии представлено весьма живописно и в интригующих деталях, тогда как космогонический миф, к тому же заимствованный, занимает всего несколько строк.

Однако «политизированность» мифологической истории, особенно заметная в «Нихонги», ни в коей мере не умаляет ни художественной, ни символической ценности мифических сюжетов, легших в основу дошедшей до нас компиляции. Ведь никакая аранжировка не может уничтожить изначальной прелести включенных в нее элементов, хотя и способна исказить их восприятие. Надо просто понимать, что мы имеем перед собой, и относиться к предложенному готовому блюду критически.

Конечно, интерпретация мифов никогда не может быть ни окончательной, ни однозначной, хотя бы потому, что мы мыслим иначе, чем древние. Наше восприятие не хуже и не лучше, оно просто другое. Предложенная мною версия является лишь одной из многих. Хотелось бы лишь подчеркнуть, что она относится не к самому содержанию мифа, а прежде всего к концепции составителей, пользовавшихся для достижения своей цели в основном уже готовым материалом.

Перейдем же к краткому изложению основных японских мифов, которое, не будучи полным, позволит, как я надеюсь, получить представление об особенностях образа мыслей древних японцев, который лежит в основе синтоистского мировосприятия. Не претендуя на последовательную интерпретацию этих воззрений с целью обнаружения «реальных» представлений, скрываемых за образным языком, позволю себе лишь отдельные комментарии, которые, возможно, помогут лучше понять особенности написанного двенадцать веков назад. Я буду придерживаться более ранней версии, изложенной в «Кодзики», лишь по мере необходимости отмечая расхождения с «Нихонги» и другими вариантами.

• Возникновение неба и земли

Как мы уже говорили, в «Кодзики» миф о сотворении мира просто отсутствует, а в «Нихонги» мы находим заимствованную из Китая упрощенную версию даосского мифа о том, что первоначально земля и небо, а также светлое мужское начало ян и женское темное инь не были разделены. Все находилось в смешении, напоминая «еще не затвердевшее яйцо». Потом наиболее легкие частицы поднялись вверх и образовали небо, а тяжелые осели вниз и стали землей. При этом небо сформировалось сразу, а земля еще некоторое время находилась в медузообразном состоянии.