Съём без правил

Что я чувствую? Ощущения странные. Во-первых, я все время сравниваю ее с Мариной. Маринины руки не такие тяжелые, а длинные, искусственные ногти девушки напоминают когти. У нее приторные духи и щербинка между передними зубами. У Марины зубы ровные, беленькие, идеальные. А во-вторых, меня слегка раздражает ее навязчивость. На конфликт идти лень, но терпение заканчивается, все труднее выносить ее назойливое приставание.

Беседуем мы довольно долго, больше часа, наверное, вернее говорит она, а я просто слушаю, иногда поддакивая. Видимо, девушка думает, что между нами химия.

На самом же деле все это очень уныло. Никакой тебе двусмысленности, ловкого флирта или полутонов. Рука просто поднимается выше. Притом, что мы в конференц-зале, где полно народу. Я не против экспериментов и экстрим люблю, но эти наглые пальцы, вцепившиеся в мою штанину, неприятно сдавливают кожу. «Младший я» спит крепким сном, осталось только зевнуть и перевернуться на другой бочок. Смотрю на нее и понимаю, что ничего меня в ней не заводит. Ничего не екает. Интереса нет вообще. Скучная она какая-то и примитивная.

— Пойду экспозицию в выставочном зале посмотрю, — встаю.

— Кость, я с тобой, — цепляется она за мой локоть, мы смотрим друг на друга, а потом она вдруг тянется к моим губам…

И присасывается, будто рыба-липучка к аквариуму.

Смелый поступок, даже немного дерзкий. Еще месяц назад я, наверное, вознаградил бы ее за активность, но сейчас… Что я чувствую? Я слегка в шоке, хоть опыта у меня на десятерых хватит. Ощущаю, как чужие, холодные губы мусолят мои. Нет ни остроты, ни огонька, даже вкуса особо нет, только мята какая-то с кисловатым привкусом лимона. Беру ее за плечи и аккуратно от себя отлепляю. А затем вдруг выдаю такое, что даже в страшном сне не могло мне присниться:

— У меня девушка есть, — разжимаю ее пальцы, — не смогу я тебе помочь с журналистикой, — улыбаюсь.

И тут меня осеняет по нескольким позициям сразу. Первое, я почему-то не хочу, чтобы Марина об этом знала. Второе, если все-таки ей станет об этом известно, я почему-то нуждаюсь в том, чтобы доказать ей, что это ничего не значит. Вот такая капуста с грибами.

Вера смотрит на меня волком, а официанточка не выходит из моей головы до самого конца мероприятия. Думаю, написать ей, потом понимаю, что это путь извращенцев и педофилов, лучше явится самому и задушить ее в объятьях. И если от девицы я ничего не почувствовал, то при мыслях о Марине «младший я» сонно приподымает голову и начинает довольно урчать, в предвкушении.

На работу я возвращаюсь ближе к концу рабочего дня, с полным пакетом брошюр, методичек, подарочных канцтоваров и дисков. Шарю по карманам, совершенно забыв, что отдал ключи от кабинета Алексу. В общем зале его нет, друга я нахожу в курилке. Он сидит один, и, увидев меня, горько поджимает губы и отворачивается. При этом сидит как-то сжато, скрючившись и положив ногу на ногу.

— Ключи давай! Отсканировал все, что надо? Мне информацию сейчас нужно скомпоновать и разложить по полочкам.

Глаза Алекса блестят, он сам не свой и будто на что-то решается.

— Говно я, а не друг.

— Ага, — соглашаюсь, поторапливая, — давай сюда ключи, я кофе попью, пока ты самобичеванием занимаешься. Ну хватит уже, ну хотел на работу хорошую, надавил слегка, я тебя простил, живи дальше с миром.

Он поджимает губы и, чуть не плача, выдает:

— Озерский, я отправил твои фото за тебя. Потом я вспомнил, что Марс этот твоей Марине угрожал, и метнулся к универу, а там ливень такой начался. Я нашел ее. Смотреть на нее страшно было, она орала, что ненавидит. Тебя, конечно, а не меня, но все равно, как-то стремно. В машину сесть не захотела. Уехал без нее. И по дороге обратно мне стало так стыдно. Я обычно на бабские слезы спокойно, а тут она такая бледная, мокрая вся, как будто на грани. И все потому что богачка фотки обнаружила, на «своего» наорала, их я тоже видел. Ты уж меня извини, но я пытался Марину до дому довести, чтобы ей этот Марс ничего не сделал, но она вообще неадекватная. Я видел, она в сторону от универа противоположную пошла, за ней никто не шел и не ехал. Вроде нормально добралась до дому. Гордая она у тебя. Мне теперь стыдно, — повторяется, — блин, можно сказать впервые в жизни.

Он продолжает тараторить о том, что Марина шла, не разбирая дороги, что чуть не попала под машину, что так промокла, что даже цвет волос не разобрать, а одежду хоть выжимай.

А я, судя по всему, лишился слуха и почти лишился зрения, потому что не хрена не слышу и плохо вижу, все слегка плывет и размазывается. Рукой нащупываю стул и падаю на него. В голове шумит, и только одна мысль долбит по темечку: «Марина решила, что я переспал с ней и продолжил свой путь в покорении Людочки, что я поимел и бросил ее, двинувшись дальше».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍