Сионская любовь

– Словом ли пробужу геройства дух? На что тебе плакса? Приедаются вздохи да слезы!

– Мне плакса эта всего на свете дороже! Сгинул терновник, и роза предо мной. О, нежная, верни мир душе моей, и Бог вернет тебе радость!

Вошла Наама, и слова упрека на устах. Невзначай слыхала разговор.

– Кто желает веры словам его, тот не хвалится. Вы, молодые, тужите о далеком, а близких бед не видите! Ведь город Господень в смертельной опасности, и Амнон скитается неведомо где. Слушайте слово матери. Если благоволит Господь дому Иорама, то не позволит угаснуть факелу рода его и возвратит драгоценного моего изгнанника, безвинно отверженного, и союз Иядидьи и Иорама пребудет в силе. Но если пропадет на чужбине Амнон, значит, не угоден Господу сей союз, а потому, милые дети, и ваш брачный кинор не запоет. И камень не вернется в оправу кольца.

Прошу тебя, милый Тейман, терпеливо жди решения Божьего, и до той поры позабудь дорогу к дочери моей, и не береди раны, коих слишком много для юных лет ее. Ведь мужчина ты! Чем тяжелей приходится, тем крепче дух. С достоинством жди суда. Кто знает, может ваше с Пниной терпение добавит каплю жалости Небесам, и вернутся домой изгнанники Сиона! – Закончила Наама.

– Пнина – это жизнь моя и весь мир. Не увижу ее, и тьма пред глазами, и пути Господни скрыты от меня. Исчезнет чудный лик, и утрачу мужество, и сердце размякнет. И она, и я, и Тамар, безмерно любим Амнона, и мука нам без него! – воскликнул Тейман и заплакал. Тут и Пнина присоединила свои рыдания к мужским слезам. А Наама гордо молчит.

С этого дня Тейман не беспокоил более Пнину, а сидел дома и все горевал. Когда в одиночестве, а когда вместе с Тамар.

Глава 26

Иорам

Не дождавшись матери и сестры, Амнон покинул Бейт Лехем и отправился в город Азэка. Присоединился к таким же, как он, беглецам, и все вместе двинулись на юг в сторону Египта. И на беду странников, возле города Экрон им навстречу вышел вооруженный отряд филистимлян. Они пленили иудеев и продали их, как рабов, на корабль, который отплывал к греческому острову Кафтор. Греки превратили пленников в виноградарей и хлебопашцев. И был на острове еще один иудей, что попал в плен давным-давно, во времена правления царя Ахаза. Его-то и назначили надзирать над новичками, ибо он понимал их язык.

Живописен остров Кафтор. Море, берег, синее небо. Ухоженные виноградники и поля. Холмы изумрудно-зеленые. Ласковые волны катятся по песку, и чудный аромат парит над землей. Воспоминаниями, как железными раскаленными клещами, сжимает сердце Амнона красота эта. “Покинул Сион и милый Иерусалим. За морем оставил любовь и не увижу больше родимой матушки и прелестной сестры. Саженец, что принялся в тучной земле, завянет, пересаженный в солончак. Не станет деревом, плодов не даст, листва его пожухнет, и погибнет он. Вот и я зачахну на прекрасной чужбине”, – думает Амнон.

Пришло время окапывать и прореживать виноград, и сыны Иудеи трудятся усердно. И Амнон среди них. Тяжелая работа не притупляет горе. Надзиратель заметил скорбь на лице юноши.

– Весна наступила, обновила землю и обновила сердца. Гони прочь уныние. Молод ты, и кому, как ни тебе, жизни радоваться должно? Не прозевай годы, не проплачь юность! Да и о чем печалиться тебе? Хозяин виноградника тобой доволен, а я вдвойне люблю тебя, земляка. Ведь и я из Сиона родом, и душа моя и ныне там! – обратился надзиратель к Амнону.

– Не перестану быть рабом, оттого, что хозяин доволен мной. Сегодня доволен, завтра побьет. Я юн годами, но груз несчастий за спиной не осрамит и старика, – начал Амнон. – Я потерял возлюбленную, покинул мать и сестру. Как яйцо из птичьего гнезда, был похищен у родной земли и заброшен на чужбину. Беззащитность, тоска, одиночество. Ветру посетую, или волне морской – вот утешение. Нет, господин, солнца свет не для побитых судьбой, и не для них в наряд весенний оделся мир. Кто даст мне крылья птицы, чтоб море перелететь? Вернулся бы к горам сионским, и с милой, коли жива, умчался бы на край света, где людей нет, а значит, нет ни зла, ни клеветы, ни лжи. Но если Иерусалим повержен, и торжествует враг, и душа возлюбленной на Небесах, то обойду развалины святого Храма, и раздеру одежды на себе в знак скорби бесконечной, а затем уйду в пустыню, чтобы скитаться и дух поскорее испустить.