На следующее утро Вера с половины девятого стала в вестибюле возле телефонного автомата, а без пяти девять завладела им безраздельно. Ровно в девять она позвонила Федору Платоновичу. Он отозвался тотчас же кратким «да-да».
Вера назвалась. Федор Платонович попросил ее прийти к нему в два часа. Точно в назначенное время Вера позвонила у дверей его квартиры в третьем этаже большого дома на Двенадцатой линии Васильевского острова. Дверь открыла высокая пожилая женщина, очень похожая лицом, осанкой, манерой держаться на Федора Платоновича. Это была, очевидно, сестра его, Мария Платоновна, о существовании которой Вера до сих пор знала только понаслышке от студентов, бывавших у профессора на квартире.
Мария Платоновна пригласила ее в кабинет. Федор Платонович сидел за большим письменным столом. Ноги его укутаны были синим клетчатым пледом. При появлении Веры он сказал учтиво:
— Прошу прощения, что не могу вас встретить у порога. Временно обезножел. Проходите, пожалуйста, и садитесь.
Он жестом указал на одно из двух стоявших перед столом кожаных кресел. Она прошла и села, положив свой тощий портфель к себе на колени. Федор Платонович не торопился начинать разговор, давая своей гостье время, чтобы освоиться с новой обстановкой. Неторопливо сложив лежащие перед ним бумаги в аккуратную стопку, он отодвинул их в сторону и спросил ровным и спокойным голосом:
— Как вы думаете, зачем я просил вас сегодня прийти?
— Не знаю, право, — ответила Вера не очень твердо.
— Знать вы, естественно, не знаете, — все так же ровно сказал Федор Платонович. — Но, может быть, вы догадываетесь?
— Вы хотели, наверно, о моей дипломной работе поговорить, — выпалила вдруг Вера с неожиданной для себя решительностью. — Так я ее на всякий случай принесла.
— Принесли? — несколько удивился Федор Платонович. — И в какой же степени готовности?
— Не совсем еще готова, но в общем почти… Вот…
Вера поспешно расстегнула лежащий на ее коленях портфель и вытащила из него несколько школьных тетрадок. Потом, привстав со своего кресла, потянулась через весь стол к Федору Платоновичу и положила перед ним свои тетрадки.
Федор Платонович, невесть чему усмехнувшись, подвинул их к себе и стал медленно листать, читая работу. Вера стояла напротив него по ту сторону стола. Он, не отрывая глаз от тетрадок, сказал ей негромко:
— Сядьте.
Она не села. Он продолжал читать, уже не обращая на нее никакого внимания. И тут она вдруг заметила веточку белой сирени в одном из стоявших на письменном столе двух смальтовых бокалов для карандашей. Из одного бокала карандаши были вынуты и лежали цветной горкой на зеленом полотнище настольной бумаги. Вместо них в бокал была налита вода и в нее поставлена веточка — ее веточка. Сирень чуть привяла и понуро склонила белую кудрявую головку. С минуту Вера смотрела на нее, забыв, зачем сюда пришла. Потом вдруг опустилась в кресло, словно у нее ноги подкосились. В то же мгновенье Федор Платонович оторвался от тетрадок и, подняв голову, посмотрел на Веру. Она не отвела глаз. Он спросил ее так же ровно, как и прежде:
— А дальше что?
И, не дожидаясь ее ответа, Федор Платонович заговорил о том, что с дипломной работой, по-видимому, все обстоит благополучно, но работа эта, независимо от качества, все же еще ученичество. А она обязана дать большее. Да, да, обязана. Именно обязана. Талант обязывает. Призвание обязывает. В ней как пульс должна биться постоянно, настойчиво, негасимо ищущая мысль, не оставляя ее ни на мгновенье, не давая покоя ни днем ни ночью. Она должна привыкнуть к этому как к обычному своему состоянию. Вечные искания, вечные тревоги, вечные обманности и вечные очарования. Это как в поэзии. Математика и поэзия вообще не столь уж далеки друг от друга… Да, да…
Он говорил глухо, негорячо, скорей даже сурово, но Вере казалось, что слова его кипят и клокочут.
Ей привиделось, что она раздвоилась и что та, будущая Вера, о которой говорит Федор Платонович, смотрит пристально и неотрывно из смутного и желанного далека на эту, сегодняшнюю Веру, которая сидит здесь перед столом, держа на коленях свой тощенький, потрепанный портфель.
Она ушла от Федора Платоновича только два часа спустя — истомленная, словно после долгой тяжелой работы, и радостная, словно получила дорогой и редкостный подарок.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
На улице, прохаживаясь перед подъездом, ее ждал Жора Калинников.
— Ты здесь? — удивилась Вера.
— Ага, — кивнул Жора. — На посту. Приветик.
— Как ты сюда попал? Тебя тоже Федор Платонович вызывал?
— Отнюдь. Герр профессор здесь ни при чем. Удовольствием лицезреть меня ты обязана собственному очарованию и моей осведомленности. Узнал у девчат в общежитии, где ты, и рванул по твоему горячему следу. Сегодня же суббота. Может, двинем куда-нибудь?
— Суббота, — улыбнулась Вера, точно возвращаясь из доброго сна назад к себе в обычное. — Верно, суббота. Ты удивительно наблюдателен. И мы, конечно, двинем куда-нибудь. Конечно. Непременно. Обязательно.